— Я тоже скоро приду.
— Я не пойду без нее, — Мальчик кивком указал на Спящую.
— Да мне-то что, — фыркнула медсестра. — Если хочешь, бери ее с собой.
Мальчик наклонился над кроватью и осторожно взял на руки Спящую. Она почти ничего не весила, словно была сделана из бумаги. Ее шея, руки и ноги были такими тонкими, что Мальчик забеспокоился, как бы они не сломались от какого-нибудь его неловкого движения.
— Я возьму тебя с собой, — сказал Мальчик.
— Куда? — спросила Спящая.
— В Убежище.
Спящая посмотрела на него удивленно, потом улыбнулась — совсем слегка, уголком губ.
— А почему ты решил меня взять? — спросила она.
Мальчик быстро оглянулся на медсестру и тихо, торопливо прошептал на ухо Спящей:
— Ты этого, наверное, не помнишь. Но однажды ты разговаривала со мной во сне. И ты сказала, что тебе совсем не нравится здесь… Теперь я готов тебя забрать.
— Хорошо, — прошептала в ответ Спящая. — Мне действительно здесь не нравится.
* * *
Сотрудники интерната сгрудились у входа.
Жители окрестных домов, встрепанные и заспанные, тоже стояли кучками у своих подъездов, месили ногами липкий, удивительно чистый мартовский снег.
Некоторые, понурившись, с тупым недоумением рассматривали этот снег. Когда они в последний раз выходили на улицу — перед тем как им всем захотелось спать, — все было зеленым и пыльным, и было жарко, и было лето…
Но в основном люди смотрели вверх, на небо, лишь изредка поворачиваясь друг к другу и тихо перешептываясь.
Нянечка Фаина Петровна выскочила на крыльцо последней; спустилась по заледеневшим ступенькам туда, на этот чистый снег, в эту напряженную тишину, и тоже запрокинула голову.
— Господи! — вскрикнула она так громко, что все вздрогнули. — Господи, Господи, да что ж это?.. Господи… Иже еси на небеси… Да святится имя твое… Да будет… Ой, мамочки… мама моя, мама… Второе… Солнце.
Второе Солнце стояло в зените, и оно было очень красивым. Ярко-красный шар с синеватым, неровным, рваным окаймлением — точно гигантский детский мяч, украшенный светящейся бахромой. Второе Солнце было раза в четыре крупнее обычного. Это тем более бросалось в глаза что обычное, первое солнце болталось здесь же, рядышком, на голубом безоблачном небе — как будто специально для того, чтобы все могли сопоставить размеры.
— Это конец, — произнес кто-то с полувопросительной интонацией, и слова его окончательно разорвали тишину.
Теперь все заговорили разом, громко и взволнованно; некоторые женщины плакали.
— Так, — обратился к жене повар Коля, изо дня в день готовивший умственно неполноценным детям жидкие кашки, фруктовые смеси и овощные пюре. — Так. Пора собираться.
— Куда? — спросила жена, посудомойка Татьяна, и неприлично громко зарыдала.
— Знаешь куда, — мрачно ответил Коля. — На Алтай.
— Куда? — снова всхлипнула Татьяна, а потом странно хихикнула, — Куда, куда, куда… ха-ха!
Теперь она неприлично громко смеялась.
— Ты чего, совсем спятила? — взвыл повар и сильно тряхнул ее за плечо, от чего посудомойка залилась совсем уже гомерическим хохотом, перешедшим через пару секунд в странную икоту.
— У вашей супруги истерика, — брезгливо покосился в их сторону директор интерната. — Попробуйте хлопнуть ее по щеке.
Повар примерился, размахнулся и от души заехал жене кулаком в скулу. Посудомойка послушно завалилась на снег. Потом поднесла руку к ушибленному месту и действительно перестала икать.
— Вставай, — процедил Коля, не глядя в ее сторону, — нечего тут… Вещи пора собирать.
Где-то вдалеке, со стороны шоссе, раздались резкие, частые хлопки — словно кто-то прыгал там по надутым воздушным шарикам, и они лопались, один за другим, один за другим…
— Стреляют, — констатировал повар и нехотя протянул жене руку.
II
НЕЧИСТЫЕ
— …Кроме того, ввиду форсмажорных обстоятельств (как то: климатические катаклизмы, военные действия на территории страны и за ее пределами, массовая эвакуация населения в Алтайский край) все сотрудники интерната полностью освобождаются от своих трудовых обязательств и все трудовые контракты с этого дня считаются недействительными.
Старшая медсестра закончила читать и оглядела присутствующих. Потом добавила:
— Это приказ директора, датированный сегодняшним числом. Все свободны. — Она неприятно усмехнулась и тряхнула рыжей лохматой головой. — Спасайся, кто может.
Нянечки и медсестры нерешительно переминались с ноги на ногу.
— А как же дети? — спросила Фаина Петровна.
— А как же дети? — спросила Фаина Петровна. — Мы их что, бросим?
— Относительно детей имеется еще один приказ, — старшая медсестра вручила им листок формата А4 с коротким текстом, директорской подписью и печатью. — Ознакомьтесь, кому интересно.
Листок медленно пошел по рукам.
— Инъекция натрий-теопентала, бромида и хлористого калия, — еле слышно прошептала молоденькая медсестра, — дозировка… дозировка… — листок мелко-мелко задрожал в ее руке. — Директор не мог подписать такое. Это же убийство!
— Не убийство, — отозвалась старшая, — а эвтаназия, милочка. Взять их с собой мы не можем. А без нас они все равно умрут — только медленно… Ну, что вы стоите? Расходитесь, я же сказала. А вы, Клавдия Михайловна, и еще вы, вы и вы, — будьте добры, задержитесь. Поможете мне с процедурой.