Я размахнулся и ударил ее по лицу. Люси пошатнулась, но устояла. Из ее толстого носа-картофелины потекли две темные струйки. Очки повисли на ухе. Она смотрела на меня без всякого выражения и слизывала кровь языком.
Я ударил снова — и она упала… Вокруг нас собиралась толпа.
Я помню только жару. Не помню ни своих мыслей, ни эмоций. Но мне хочется верить, что в тот момент я испытывал удовольствие.
…Потом я, кажется, бросился на нее сверху, и меня оттащили. Кто-то побежал за полицией. Кто-то схватил меня за руки, я вырывался и что-то орал… Видимо, именно тогда она доползла до моей сумки и вытащила оттуда перочинный ножик.
А потом подошла поближе и всадила его в живот одному из тех, кто меня держал. Я так и не успел разглядеть его. Он ослабил хватку, скрючился и, все еще цепляясь за меня, стал оседать вниз. Потом он упал. А она стала говорить:
…Абра кадабра
Мы везли кадавра
Ать-два, ать
На базар продавать
С дыркой во лбу
Да в дешевом гробу
Абра кадабра
Мы везли кадавра
Красавчика-покойника
Везли себе спокойненько…
Все это видели. Все видели, как она воткнула в него нож. Все видели, что меня в это время держали за руки несколько человек. У меня была целая толпа свидетелей… Но когда приехала полиция, все они сказали, что это сделал я. Ранил его ножом в драке.
Днем это еще называлось «ранил». Ночью это уже называлось «убил» — он умер в больнице, так и не придя в сознание.
На следующий день она привела в участок несколько человек из тех, что приходили к нам играть. К непреднамеренному убийству добавились азартные игры и шулерство.
Меня посадили в тюрьму Веллетри, что в часе езды от Рима.
С тех пор я ее не видел.
XI
МОСТ
Маша проснулась от какого-то толчка и громкого шуршащего звука. Открыла глаза и приподняла голову — мост… Все тот же мост. Рядом с ней на мосту деловито копошилось жирное безголовое существо.
Более всего существо походило на здоровенный грязный мешок, снабженный клешнями и беззубым мокрым ртом. Все его тело было покрыто бурыми свалявшимися водорослями, гроздьями маленьких серых улиток, ошметками рыбьей чешуи и перламутрово-сизыми половинками речных ракушек. От него несло канализацией и тухлыми креветками.
Вцепившись клешнями в Машины ноги, существо медленно, рывками волочило ее по мосту. При каждом таком рывке вся его бесформенная туша мягко колебалась, точно мясной студень, и что-то внутри него переливалось и хлюпало, переливалось и хлюпало, переливалось и хлюпало.
— Что ты делаешь? — спросила Маша.
— Волоку тебя в воду, — невнятно пробормотало существо.
— Зачем?
— Трехголового я уже обглодал. У меня там совсем ничего не осталось. А я есть хочу. Я голодный. Я Болотный.
Болотный еще на пару сантиметров подтащил ее к краю моста. Маша не сопротивлялась.
— Все. Устал, — неожиданно сдался он.
Болотный тяжело дышал. С таким звуком, будто кто-то внутри него самозабвенно курил большой турецкий кальян.
— Если хочешь, я могу тебя отпустить, — сказал он Маше и, не дожидаясь ответа, разжал клешни.
С таким звуком, будто кто-то внутри него самозабвенно курил большой турецкий кальян.
— Если хочешь, я могу тебя отпустить, — сказал он Маше и, не дожидаясь ответа, разжал клешни. — Только ты мне тогда лошадку приведи.
— Какую лошадку? — удивилась она.
— Ну, лошадку, — мечтательно забулькал Болотный, — как раньше мне рыбаки бросали, чтобы я рыбу не ел. Такую же мне хочется… черную. Чтобы ее сначала три дня откармливали. И чтобы грива у нее была обмазана медом и солью. Да — и чтобы там были вплетены красные ленточки. Золотые не надо — мне красные больше нравятся… Вот такую лошадку… Приведешь?
— Как же я ее найду?
— По запаху, наверное, — сказал Болотный, отступая к краю моста. — В полнолуние… Тебе виднее. А я пока пойду. Я лучше там подожду. А то трудно мне здесь… Воздуху что-то мало…
Болотный закашлялся, сплюнул в воду длинный зеленый сгусток — и прыгнул следом.
XII
ПУТЕШЕСТВИЕ
— Я чоколядный заяц! Я лясковый мерзавец! Я слядкий на все сто! О! О! О!
— Тебе не надоело? — снова заорал Дима, стараясь перекричать музыку. — Пойдем отсюда, а?
— Так то ж песня моего детства! — Аннета улыбнулась ему пьяной улыбкой, стерла со лба пот тыльной стороной ладони и продолжила танцевать. Впрочем, танцем это было назвать сложно. Она просто мотала головой из стороны в сторону и подпрыгивала, раскинув руки, чтобы сохранять равновесие.
— Я чоколядный заяц! И губ твоих касаясь, я таю так легко! О! О! О!
— Ань, ну как ты можешь слушать эту хуйню?!
— А шо такого? А мне нравится! А я люблю дискотеки, — сообщила Аннета и зашевелила губами, повторяя слова. — …Нереальный и заметный, очень ладный молодец, для девчонок…
— Ладно, я пошел, а ты как хочешь.
— …заменяю лучший в мире леденец… Я сейчас тоже приду!
Аннета в очередной раз подпрыгнула и чуть не упала. Во-первых, слишком много коктейлей «ром-кола». Во-вторых, танцплощадку действительно качало вместе с кораблем.
Пошатываясь, она вышла наружу, но не заметила Диму и принялась карабкаться по железной лестнице на верхнюю палубу. Он машинально хотел ее окликнуть, но передумал. Пусть сначала проветрится. Пусть протрезвеет. Пусть вообще куда-нибудь денется…