— Карамельки и ириски тают прямо на глазах! Если я скажу эй, киски, слышу только ах-ах-ах! — кто-то открыл дверь в танцзал, и музыка вырвалась на палубу.
Дима заткнул уши и в очередной раз прокрутил в голове десять совершенно прекрасных способов, какими он мог бы потратить деньги, если бы не потратил их на этот дурацкий круиз… Она раздражала его. Слишком много времени вместе, с утра до вечера, с утра до вечера, запертые в этой качающейся трехэтажной посудине, посреди океана. И слишком мало времени вместе — до того. Встречались в основном по ночам, а по ночам она была вполне себе ничего. Кто ж знал, какая она утром и днем, эта Аннета… Имя-то какое дурацкое! Помнится, поначалу оно казалось ему загадочным и романтичным; он полагал, что оно отражает ее внутреннюю сущность… Впрочем, теперь он тоже так полагал, только вот сама эта сущность представлялась ему иной.
Уже в Греции вся загадочность куда-то делась, и Диме стало казаться, что она просто миленькая хохлушка, болтливая и не очень-то умная. У берегов Сицилии она перестала быть даже миленькой. Те несчастные два дня, что они там провели, она ныла с утра до вечера и просилась обратно на корабль, потому что у нее были месячные, ее укусила оса, ей было жарко, она натерла ноги и не могла купаться.
В Вильфранш она призналась Диме, что «запала» на какого-то французского моряка и хотела бы с ним «замутить», а потом весь вечер рыдала, потому что Дима ответил, что ему все равно. К тому моменту, когда они причалили в Генуе, он был уже абсолютно уверен, что она полная дура. Теперь снова Греция… В тот раз останавливались в Нафплионе, а теперь в Волосе, но ему было уже все равно, поскорей бы все это кончилось, поскорей бы вернуться домой, в Одессу, и послать ее к чертовой матери…
— Ой, Дим, а ты здесь, а я думала, шо ты там… — Аннета спустилась с верхней палубы и нетвердым шагом приближалась к нему. — …а там тебя нету… а ты здесь… мяу…
Она повисла у него на шее и стала тереться носом об его щеку. Дима сморщился. Впрочем, она же не виновата — раньше ему это нравилось.
— Анне… Ань, я, наверное, в каюту пойду. Что-то мне спать хочется.
— Мур-р-р… мур-р-р, — вдохновенно зашептала Аннета, прижавшись к нему еще теснее, и по-хозяйски погладила рукой его шорты. — О, шевелится! А ты говоришь — спать… Мур-р-р?
Господи, когда ж это кончится? Уже скоро. Уже скоро. Несколько дней — и все…
— Мур-мур, — мрачно ответил Дима, и легкое напряжение там, под шортами, сразу исчезло; можно, конечно, хотеть дуру, но если при этом ты еще и сам чувствуешь себя идиотом, вряд ли что-то получится…
Он осторожно убрал ее руку. Аннета состроила обиженную гримасу, отодвинулась от него на пару шагов, покачнулась, попятилась, слегка ударилась спиной о какой-то выступ в стене, обернулась, чтобы посмотреть, обо что ударилась, а потом пронзительно завизжала.
— Что с тобой? — подскочил к ней Дима.
— Со мной ничего, — пискнула Аннета, — тут… тут… жуки! Ой! Я боюсь!
Дима пригляделся. По стене действительно ползали жучки — маленькие, перламутрово-зеленые. Чуть выше, между стеной и лестницей, была паутина. В ней они тоже барахтались или висели неподвижно в пушистых коконах.
— Ну и что? — тоскливо спросил Дима. — Ну жучки. Светлячки. Они не кусаются.
— Ой! Ой! — Аннета, дергаясь и повизгивая, отряхивала на себе одежду. — Ой! Я боюсь! Дим, они по мне ползают, Дим? Их на мне много?
— Да никто по тебе не ползает!
— Точно?
— Точно.
— И-и-и! — Аннета нашла-таки на рукаве одного жучка и снова завизжала, зажмурившись.
— Да что ж ты кричишь, как ненормальная?
— Сними-и-и!
Дима снял с нее насекомое — очень медленно и осторожно, точно забирал заряженный пистолет из рук истерички. Потом, аккуратно сжимая светлячка пальцами, отошел от Аннеты и выбросил его за борт.
— Ну, успокоилась?
— Да…
— А чего орала?
— Боюсь.
— Жуков?
— Да. Ну и вообще — насекомых.
— Понятно, — сказал Дима.
Дура. Набитая дура.
— Ну чего, пойдем спать? — спросил он.
— Ой, шо-то я… это… перенервничала, кажется. Я прям щас в каюту не хочу. Давай сначала в Интернет зайдем?
— Да какой Интернет? Мы уже от берега отплыли, не ловит ничего.
— Ловит, ловит! Мне девчонки на дискотеке сказали. Пойдем?
— Нет, Ань. Я тебя лучше здесь подожду.
— Хорошо. Тогда я быстренько. Только «Сдвиг» почитаю — и все. Пять минуточек, ладно?
— Ладно, — скривился Дима. — А ты… читаешь этот сайт?
— Конечно.
Все читают… А ты разве нет? — Аннета изумленно уставилась на него круглыми васильково-синими глазами с красиво подкрученными ресничками.
— Я — нет.
— Почему?
— Потому что это бред, вот почему.
— Сам ты бред, — обиделась Аннета. — Там пишут, как спасаться от конца света.
— А что, скоро конец света?
— Ну вроде бы да.
— А от конца света разве можно спастись?
— Ну, там пишут…
— Ой, ладно, иди уже, а?
Аннета хотела еще что-то сказать, но передумала — в кои-то веки! — и стала карабкаться вверх по лестнице: Интернет-кафе располагалось на верхней палубе.
Дима вытащил из кармана отсыревшие сигареты и с пятой попытки закурил.
— Я шоколадный заяц… — промурлыкал он себе под нос. — Ч-черт, прицепилось!
* * *
Паутина была крепкая, гибкая, чуть серебристая — цвета седых волос. Она состояла из тринадцати одинаковых треугольных долек, обманчиво мягких по краям и все более уплотнявшихся к центру. В центре все главные нити соединялись вместе, образуя вязкий пушистый клубок. Это была хорошая паутина. Паук плел ее несколько дней.