— Да включите вы свет нормальный, ебен-ть! — зашипел Бессмертный. — Шею можно сломать.
Костяная отступила в темноту, к стене, нащупала выключатель и ткнула в него длинным скрюченным ногтем. С десяток продолговатых трубочек-ламп дневного света, жужжа, засияли на потолке. В помещении стало ядовито-светло, как в операционной. Карлики сморщились и запищали, заслоняя маленькими ладошками глаза.
— А костер потушите, — устало прошептал Бессмертный.
— Как это — потушите? — взвизгнул Лесной. — Да что же это такое делается? А зажарить? А съесть?
— Какой-то ты сегодня чересчур кровожадный, Лесной.
— Да я…
— Он гномика убил! — завопили вдруг хором карлики. — Он троллика убил! Троллика-гноми-ка! Гномика-троллика!
Бессмертный брезгливо покосился на труп карлика на полу.
— За что ты его?
— Да вот… Ослушался.
— А, ну-ну, — Бессмертный зевнул. — Пойду я, наверное, восвояси. Спать хочется. Да и девка у меня там…
— Гномика! Троллика! — визжали карлики.
— Заткнитесь, — сказал Бессмертный и направился к выходу. — А ты это… — он повернулся к Лесному, — Ваню не трогай. Пусть остается.
Дверь за стариком медленно, со скрипом закрылась.
— Ха. Ха. Ха. — громко и зло сказала старуха. — Ну что, съел?
— Да иди ты… — отмахнулся Лесной.
— Вот и пойду, — сказала Костяная. — Пойдем, Ваня.
Она взяла Мальчика за руку и вывела на улицу.
Лесной посмотрел им вслед. Невесело сплюнул на бревенчатый пол.
— Ну-ка, вы, шестеро, идите сюда! — приказал он карликам.
Они нерешительно подошли.
— Знаете, что это? — Лесной продемонстрировал им длинный железный прутик, заостренный на концах.
— Волшебная палочка?
— Нет. Не угадали. Это — шампур.
Карлики стояли словно парализованные и испуганно рассматривали прутик.
— Сампур, — тихо шепелявя, повторил один из карликов.
Лесной по очереди насадил их на острие и, медленно поворачивая над угасающим костром, зажарил.
VI
ПУТЕШЕСТВИЕ
В гостиничном номере, который снял Кудэр, было даже довольно уютно.
Все в светло-бежевых тонах, на стенах — какие-то жантильные пейзажики в аккуратных картонных рамочках. Кроме того, там был маленький холодильник с мини-баром, телевизор и, главное, — ванна. Настоящая, большая, нелепая светло-розовая ванна, которую он на две трети заполнил водой.
Он не принимал ванну уже больше недели, и теперь ему захотелось оттянуть удовольствие. Когда воды набралось достаточно, Кудэр завинтил кран и вернулся в комнату. Засунул в холодильник отцовские полузеленые бананы, четыре сникерса, упаковку колбасы и картонную коробочку с каким-то хитрым плавленым сыром, начиненным перцем, чесноком и укропом. Разложил на журнальном столике купленные по дороге бинты, вату, обезболивающее и мазь от ожогов. Потом вытащил из бара запотевшую зеленую бутылку с пивом, открыл, с наслаждением прислушался к короткому дружескому шипению и, зажмурившись, слизнул с ледяного горлышка мягкую горьковатую пену. Потянулся за пультом, включил телевизор. Сделал два больших глотка пива и развалился было в большом плюшевом кресле в углу, но мысль о ванне — о теплой, прозрачной, готовой принять его в себя, укутать, запеленать и укачать, как грудного младенца, воде, — уже через пару секунд согнала его с места. Кудэр отнес недопитую бутылку в ванную и поставил на белый кафельный пол, в маленькую блестящую лужицу воды.
Потом он разделся догола, поморщившись от запаха собственного тела, открыл две маленькие гостиничные упаковки с шампунем, и еще две — с крохотными вонючими брусками мыла, отправил содержимое всех четырех упаковок в воду и, не стараясь даже убрать с лица идиотскую ухмылку, забрался в ванну сам.
Наслаждения не было. Только обидная, острая боль в руке. Соприкосновение воспаленной, полопавшейся кожи с мылом и хлоркой. Почти плача, Кудэр нашарил в мгновенно почерневшей воде растаявший мыльный кусочек, вынул из ванны пробку, включил душ и здоровой рукой намылился, размазывая по незнакомому волосатому телу коричневую слякоть.
Наконец выключил кран и неловко выбрался из ванны, опрокинув злосчастное пиво на пол. Пиво, которое он собирался прихлебывать из горлышка, нежась в теплой воде. Выругавшись, Кудэр сдернул с батареи белое махровое полотенце и, случайно задев жесткими накрахмаленными ворсинками ошпаренную руку, скривился от боли.
Волдыри выглядели хуже, чем с утра. Он не смог бы даже объяснить, чем именно хуже, но что-то явно было не так. Цвет, размер?.. Приглядевшись повнимательнее, Кудэр наконец понял, что изменилось. Маленькие, ярко-розовые, как поросячья шкурка, пятнышки, которые он обнаружил на руке утром, теперь поблекли, помутнели и приобрели какой-то сизо-зеленоватый оттенок.
Кудэр покрыл больную кисть густым слоем мази и плотно замотал бинтом.
Боль немного утихла.
* * *
В номере стало душно. Он открыл настежь окно, но и там, на улице, воздух был теплым и влажным, как в парной. Кудэр посмотрел вверх — на темные, маслянистые и густые, как ртуть, тучи. И тут же почувствовал, как от этой небесной свинцовой тяжести у него начинает болеть голова.
Он проглотил две таблетки обезболивающего и, не одеваясь, растянулся на широкой, пружинистой кровати — прямо поверх покрывала. Уже засыпая, он услышал отдаленные громовые раскаты и скорее почувствовал, чем увидел, как за окном полыхнула молния. Начался ливень. Крупные частые капли падали на крыши домов, на газоны и на асфальт с треском и громким шипением. Звук был такой, как будто там, снаружи, кто-то готовил на безразмерной раскаленной сковороде гигантскую яичницу…