Заборматывая последние слова, Костяная удалилась обратно в дом.
Мальчик отошел на несколько шагов от избушки и действительно сразу оказался в сером, холодном облаке тумана. Огляделся по сторонам — почти ничего не видно.
Осторожно, маленькими шажками, вытянув перед собой руку, он пошел вперед. Вскоре рука прикоснулась к чему-то твердому, шершавому. Забор. Мальчик подошел поближе и пригляделся. Забор этот был сделан из непонятного материала. Совершенно точно — не из дерева. Из каких-то странных грязно-белых палочек, склеенных между собой. Палочки были разной длины и толщины — от совсем коротеньких и тоненьких, размером с детский пальчик, до больших, странно изогнутых, как ноги в коленках, как ноги в коленках, как… кости!
Мальчик пронзительно, по-девчоночьи взвизгнул. Кости. Человеческие кости. Забор из человеческих костей.
Суетливо спотыкаясь, он пошел вдоль забора. Где-то здесь должен быть выход. Должно быть что-нибудь вроде калитки… вот. Вот она.
Туман тем временем стал еще гуще. Мальчик вслепую нащупал что-то — не то ручку, не то дверной засов — и дернул. Закрыто. Дернул еще раз, содрогнувшись от смутного омерзения, — ручка была обтянута сверху чем-то холодным, гладким и… мягким, что ли. Какой-то кожей необычной выделки… Дверь по-прежнему не открывалась, но, как показалось Мальчику, все же немножко подалась.
Он обхватил ручку плотнее (указательным пальцем нащупал на ее кожаной поверхности какой-то выпуклый, твердый кружочек — кнопка? Нет, не кнопка… А рядом еще один кружочек, поменьше, и еще…) и стал трясти и дергать изо всех сил.
Что-то хрустнуло — и калитка с визгом и стоном распахнулась, а холодный гладкий предмет остался у мальчика в руке. Довольно тяжелый предмет. Машинально он поднес его к глазам, чтобы получше рассмотреть.
Это был отломанный кусок человеческой ноги — колено и все, что ниже. Зеленоватая безволосая кожа. Черные, короткие — почти круглые — ногти. Это было здесь вместо засова…
Мальчик молча выронил обкромсанную конечность на землю и с полминуты простоял над ней, совершенно неподвижно, молча.
А потом побежал. Выскочил в распахнутую калитку и побежал что было сил — спотыкаясь и падая, не разбирая дороги, совсем ничего не видя из-за тумана и из-за едких слез, залепивших глаза.
— Ваню-ю-ю-ша! — услышал он за собой срывающийся, испуганный голос старухи.
Она бежала за ним, задыхаясь и нелепо прицокивая своей костью. Топ-тук, топ-тук, топ-тук…
— Кто-нибу-у-удь! Остановите его-о-о! Задержите его-о-о! Держите детеныша! Убье-е-ется!
Мальчик оглянулся — ничего, ничего не видно! — и побежал быстрее. Постепенно старуха отстала. Голос ее слышался теперь едва-едва — где-то далеко позади.
А потом, пробежав еще немного, он вдруг наткнулся на что-то — и упал, больно проехавшись по земле локтями и коленками и ткнувшись лицом в мокрую густую траву.
— Ну вот и попался! — сказал противный скрипучий голос. Знакомый голос.
Мальчик съежился, свернулся на земле клубочком и застыл.
Чья-то сильная жилистая рука взяла его за шкирку, подняла с земли, грубо встряхнула.
— Давай-ка я тебя все-таки съем, — сказало волосатое существо, дыхнув Мальчику в лицо водочным перегаром.
Топ-тук, топ-тук, топ-тук, — снова послышалось совсем рядом.
— Я т-те съем, Лесной! — пыхтя, сказала старуха. — А ну отдай детеныша! Забыл, что ли, чего Бессмертный сказал?
— Да подавись ты! — Лесной неохотно разжал пальцы и выпустил Мальчика.
— Пойдем, Ванюша. — Костяная повертелась в тумане и ловко вцепилась своей когтистой пятерней в безвольно повисшую руку Мальчика.
— Тьфу ты, твою мать! — сплюнул им вслед Лесной.
— А ну не ругайся при детях, — процедила Костяная, не оборачиваясь.
— Баба-Яга, костяная нога! Жопа жилена, манда мылена! — заорал Лесной и захохотал гнусаво и хрипло.
— Алкаш! — сварливо выкрикнула Костяная.
— Я хочу домой, — тихо сказал Мальчик. — Пожалуйста. Я домой хочу.
— Домой?.. Ну так мы и идем домой, Ванюша… Сейчас кушать будем. Я борщик сварила… И пирожки еще остались — с утра. Идем, сынок. Идем.
Топ-тук, топ-тук, топ-тук…
XVI
ПУТЕШЕСТВИЕ
Он позвонил мне где-то через неделю, директор интерната.
Он позвонил и сказал:
— У меня для вас хорошая новость. Ваш мальчик сегодня вышел из комы.
Может быть, две-три секунды — две-три секунды между этими его словами и следующими его словами — и были моим счастьем? Бесконечным, оглушительным, беспримесным счастьем, которое по-настоящему, которое один раз в жизни?
— Я могу его забрать?
— Да, но… вы должны понимать, что «вышел из комы» — еще не значит «пришел в сознание».
— Что… что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что ваш ребенок теперь может шевелиться, самостоятельно принимать пищу, возможно, даже ходить… Но — по крайней мере, пока — он как бы совсем не воспринимает окружающую действительность.
— Но он… он хотя бы узнает меня, если я приду?
— Боюсь, что нет.
— Но он… он хотя бы узнает меня, если я приду?
— Боюсь, что нет. Я же объясняю вам: сейчас он ничего не воспринимает.
Мне захотелось повесить трубку.
— Так вы придете? — словно почувствовав это, забеспокоился директор.
— Да, конечно.
— Сегодня?
— Да. Думаю, да.
Я не пришла. Ни в тот день, ни после. Никогда.