Кудэр медленно, с усилием отлепился от стены и преградил ему путь. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
— Я позову полицию, — не то испуганно, не то раздраженно сказал отец и поправил на переносице очки.
— Нет. Не позовешь.
— Я…
— Заткнись. Тут никого нет. Посмотри лучше сюда, папа. Жалко зайчика?
Кудэр сунул отцу под нос свою опухшую ошпаренную руку, и тот покорно уставился на нее. Другой, здоровой, рукой Кудэр ударил его по лицу. Несильно.
Пластмассовая дужка очков с тихим треском отломилась от толстой роговой оправы и повисла на клейком лоскутке изоленты. Старик изумленно ойкнул, снял очки и отступил на шаг. Кудэр тоже немного отошел, наклонил голову набок и стал внимательно рассматривать чистые кремовые отцовские брюки, купленные на распродаже за семь евро. Затем снова приблизился и точным, резким движением лягнул его в правое колено, оставив смазанный бурый отпечаток подошвы на светлой ткани. Отец тонко, по-детски вскрикнул и упал на асфальт. Кудэр подошел к нему вплотную и ударил в левое колено. И потом снова в правое. Туда, где, как он знал, было с десяток красноватых шрамов. Туда, где маленькая удобная железка скрепляла какие-то важные косточки и сухожилия. Туда.
Прозрачная пластиковая упаковка с замурованной внутри гроздью неспелых бананов вывалилась из пакета на землю. Кудэр подобрал ее, аккуратно засунул обратно. Потом нагнулся, вытащил бумажник из заднего кармана скулившего у него под ногами старика, пересчитал деньги. Положил бумажник туда же, к бананам, — и ушел, весело помахивая пакетом с надписью Mueller , точно школьным портфелем.
V
ДЕТЕНЫШ
Жарко. Очень жарко. Это было первое, что Мальчик почувствовал. А потом он почувствовал, что лежит на спине совершенно голый, на чем-то твердом, горячем и неприятно скользком.
Мальчик инстинктивно прикрылся рукой. Повернулся на бок, поджал под себя ноги, а потом уже открыл глаза. В комнате было довольно темно — он даже не мог понять, какого она размера. Однако тот участок помещения, где лежал Мальчик, был освещен. Вкрадчиво потрескивало горящее дерево — где-то совсем близко. И в отблесках огня что-то… или, вернее, кто-то… Мальчик зажмурился.
Потом снова открыл глаза. Какое-то уродливое волосатое существо стояло рядом с ним и шумно его обнюхивало.
— Фу, что за вонь! — существо пару раз чихнуло и отступило в темноту.
Мальчик осторожно втянул носом воздух. В помещении, где он находился, стоял резкий запах хвои, костра и подгоревшего жира. И еще каких-то трав… Но все-таки вонью это было сложно назвать; запах казался скорее приятным…
Мальчик попытался встать, но ноги беспомощно заскользили в какой-то жидкости — ему показалось, что это подсолнечное масло, — а пол словно заходил ходуном. Приглядевшись, он понял, что под ним не пол, а что-то вроде огромного чугунного подноса.
Поднос был подвешен к массивному крюку на потолке на четырех железных цепях. При каждом движении Мальчика цепи слегка качались, поскрипывая.
Он осторожно уселся на корточки. Ступням было очень горячо.
В следующую секунду Мальчик понял, где находился костер. Прямо под ним.
«Закричать, — подумал Мальчик, — закричать, закричать, кричать». И продолжал тихо сидеть на корточках.
— Меня тошнит, — сказал высокий, капризный голос из темноты, — от этого запаха.
— Меня тоже, — поддакнул второй, еще более писклявый.
— Потерпите, — пробасил в ответ голос, который принадлежал, как показалось Мальчику, чихавшему существу.
— Зачем я должен терпеть? — не унимался писклявый, — что это вообще?
— Мясо, — раздраженно сказало существо.
— Какое мясо?
— Живое.
— Как это — живое?
— Настоящее.
На некоторое время разговор затих. Кто-то сосредоточенно сопел в углу.
— А что все-таки значит: настоящее?
— Это значит — человеческое. Живого человека.
Мальчик почувствовал, что к хвойному аромату примешивается теперь явственный запах паленой кожи. Его кожи. Он закрыл глаза и тихо заплакал.
Что-то скрипнуло — кажется, входная дверь — и в помещение вошел еще кто-то.
— Человечьим ду-у-ухом пахнет, — неприятно подвывая, пропел старческий надтреснутый голос.
Мальчик услышал, как чьи-то шаркающие шаги приближаются к нему. Мелко-мелко трясущиеся, холодные пальцы провели по его лицу.
Мальчик открыл глаза.
Перед ним, навсегда согнувшись в пояснице, стояла отвратительная горбатая старуха, щурила и без того малюсенькие слезящиеся глаза и улыбалась влажно-мерцающими в свете костра лиловыми деснами. Из верхней, впрочем, кокетливо высовывался единственный зуб: длинный и желтый. Нос старухи, своей формой и пористостью напоминавший чудовищных размеров гриб-мутант, с шумом и свистом втягивал в себя и выталкивал наружу горячий, продымленный воздух. Она была одета в старомодное платье с вышивкой, длиной чуть ниже колен. На ногах — трухлявые башмаки с острыми загнутыми носами. Ноги у старухи были разные. Одна обтянута сухой пожелтевшей волосатой кожей. Другая — без кожи вовсе. Просто белая матовая кость. В башмаке.
Мальчик громко, пронзительно завизжал.
— Человеческий детеныш, — констатировала старуха. — Где вы его взяли?
— Мертвец принес из Чудо-града, — откликнулось из темноты у нее за спиной чихавшее существо. — Мы его сейчас съедим.