Впрочем, суть оставалась та же: кругом марш, молодой человек!
Пока Ласковин размышлял, то ли ему выйти обратно, то ли тюкнуть крепыша в пятачок, Гужма, вспомнив, обернулся и небрежно махнул рукой:
— Он со мной к бате, Дима!
— А… — Крепыш тут же посторонился.- Извините,- сказал он Ласковину.
Вот так. Да, не последний здесь человек Иннокентий Гужма.
Может, он и не по дурости стращал тогда ОМОН. Да нет, по дурости. Кто же грозит ОМОНу, не имея за спиной десятка ребят в брониках или, на худой конец, депутатской манды?
Большая комната с дюжиной зеркал на стенах. Гримерная? В комнате — человек двадцать, и ни одной бабульки. Крепкие мужские спины.
Лешинов стоял у окна. Он уже успел снять с себя черный балахон-рясу, и теперь на нем был черный костюм, черная рубашка с белым воротничком, скрепленная вместо галстука золотой планкой. На выпуклой спортивной груди «святого отца» висел православный крест, а поверх креста — золотой кулон с загадочным многолучевым символом.
Воистину, «приглядись — и увидишь рога сатаны!»
Но внешне отец Константин был мало похож на Мефистофеля. Его гладковыбритое лицо больше подходило какому-нибудь судье международной категории, и Ласковин не мог бы поклясться, что признал бы Лешинова по той цветной фотографии из холла.
«Святой отец и протоиерей» правой рукой обнимал густобрового и густобородого юношу с глазами потрясающей доверчивости и синевы, а левой опирался на плечо высокой миловидной девушки, взирающей на Лешинова со спаниелевой преданностью.
Больше женщин здесь не было. Зато мужчины — как на подбор. Лишь двое-трое — с нескладной фигурой Иннокентия Гужмы, да еще один толстяк лет под пятьдесят, примостившийся в углу с «тошибой» на коленях.
Однако Гужма так же уверенно раздвинул спортивного вида молодых людей, как пятью минутами раньше — пенсионерок.
— Вот, батя,- сказал он, подталкивая Ласковина.- Это я о нем говорил!
— Погоди,- доброжелательно, но властно прервал его Лешинов. И, обращаясь к прыщавому парню с сережкой в ухе, продолжил то, что говорил чуть раньше:
— Ты ничего им не должен. Единственный твой долг — здесь! — Подбородком, потому что руки его были заняты, Лешинов описал круг, заключая в него присутствующих.
— Ну может, вы сами, святой отец, поговорите с ними? — жалобным, с поскуливанием, голосом попросил прыщавый.- Они же думают, что я — ребенок!
— Если ты ребенок,- неторопливо произнес Лешинов,- то ты не должен приносить в дом деньги. Взрослые обязаны кормить и заботиться о своих детях. А если они хотят, чтобы ты зарабатывал для них, то, значит, ты — взрослый. И сам решишь, что и как тратить. Ну хорошо,- сказал он в ответ на умоляющий взгляд.- Я поговорю. Может, и родители твои уверуют вместе с тобой.
— Так,- произнес Лешинов, поворачиваясь к Гужме, а затем к Ласковину.- Ты сказал, импотенция?
Андрей перевел взгляд со «святого отца» на его окружение и поразился. Никто из этих ребят и углом рта не выразил ни насмешки, ни сочувствия. Как будто речь шла о ревматизме, а не о столь животрепещущем предмете.
— Импотенция? Ну, это мы поправим… — И впился взглядом в лицо Ласковина.
Андрей удивился, как переменилась внешность «святого отца». И намека на благообразие не осталось.
И намека на благообразие не осталось. Хорек, да и только.
И знакомое ощущение чужой воли, пытающейся пробраться внутрь тебя.
Ласковин, как учили, полностью «расслабил» сознание. Прием: «Смотри на здоровье, дорогой!» Нет сопротивления — нет мыслей. Как сквозь стекло. Но Лешинов оказался крут. Он и в «стекле» ухитрился увидеть больше, чем следовало.
Ласковин улыбнулся двойному смыслу «стекла», и тут Лешинов сказал недовольно и наставительно:
— Ложь — это грех!
Андрей приподнял брови, попытавшись скопировать наивность обнимаемого «святым отцом» бородача. Но Лешинов не купился.
— Ты зачем сюда пришел? — спросил он строго и при этом быстро взглянул на Гужму. В коротком этом взгляде Ласковин уловил беспокойство. Но если Лешинов волновался за Гужму, то Андрею следовало бы побеспокоиться о себе. Он всей спиной ощутил, как замерли-приготовились «последователи». Только скажи им отец-хозяин — живьем сожрут. По крайней мере, попытаются.
Сразу заныли поврежденные ребра.
— Зачем ты пришел? — повторил Лешинов и снял руки с преданных плечей.
Андрей обнаружил, как вокруг образовалась пустота: «последователи» отодвинулись, освобождая место. Сейчас либо накинутся сворой, либо уступят честь расправы вожаку. «Ну ладно,- с ледяным спокойствием подумал Ласковин.- Хоть позабавимся!»
— Хотел с вами встретиться,- бросил он небрежно. Но лицо выдавало. Маска воина. Впрочем, продемонстрировать немного силы иногда не вредно.
— Встретиться? — Лешинов прощупывал, искал: правду говорит Ласковин или опять врет.
Андрей говорил правду. Но если псевдопротоиерей спросит, зачем он хотел встретиться с ним, придется соврать. Расклад не в пользу Ласковина.
Однако Лешинов повел себя совсем не так, как мог бы предположить Андрей.
Оглядев Ласковина с головы до ног, он произнес негромко, но внятно:
— Выйдите все!
И все вышли. Абсолютное повиновение: учитель сказал, ученики исполнили. Все. Без звука. В большой комнате остались только трое: сам Ласковин, Лешинов и… девушка с преданными глазами.