— Уже лучше,- кивнул Зимородинский.- Намного лучше, чем «научи меня убивать!».
— Суть та же.- Андрей покачал головой.- Но ты ведь уже начал меня учить, разве нет?
— Это был пролог,- ответил Зимородинский.- И своеобразное испытание.
— Я не знал,- проговорил Андрей.- Ну и как, я выдержал?
— Если ты сейчас скажешь: я готов идти дальше,- мы пойдем. Но возврата уже не будет. Никогда. И я должен тебя предупредить: ты не в состоянии представить, что берешь на себя! Никто не может представить… снаружи.
— Да,- без малейшего раздумья сказал Андрей.- Я готов идти дальше. Вперед?
— Сядь,- велел Вячеслав Михайлович.- Сядь и расслабься. Мой учитель называет это искусством волчка,- сказал сэнсэй, тоже опускаясь на пол.- Искусством вращающегося волчка.
— Да, я слышал,- проговорил Андрей.- Волчок, внешне неподвижный, далеко отбрасывает все, что к нему прикасается, так?
— Ты слышал,- насмешливо произнес Зимородинский.- Собака слышит: «Завтра мы отвезем ее, чтобы усыпить». Собака слышит каждое слово, верно?
— Но я понимаю, что это значит! — запротестовал Андрей.
— Если бы ты понимал,- возразил сэнсэй,- то не я тебя, а ты меня учил бы.
Ласковин промолчал.
— Искусству волчка учатся двадцать лет,- сказал Зимородинский, испытующе поглядев на Андрея.
Тот опять промолчал. Двадцать так двадцать.
— Мой учитель наставлял меня два года,- продолжал Вячеслав Михайлович.- Два года учил: куда идти и как. Шел же я сам. И иду по сей день.- Голос сэнсэя приобрел напевность.- Я могу сделать для тебя не больше. И не меньше. И боюсь, что двух лет у нас с тобой уже нет. Зато ты начинаешь сразу с середины лестницы. Мускулы твои способны высвобождать энергию, сознание умеет быть рассредоточенным и спокойным, когда это требуется. Ты управляешь дыханием, ты угадываешь противника и держишь его точку сосредоточения. Тело твое совершенно в своей замкнутости, а сила его удваивается правильными побуждениями. Все это важно для искусства волчка. И все это — ничто. Ты хочешь научиться сражаться силой, большей, чем твоя собственная. Ты — как ребенок, который просит: дай повертеть руль, понажимать на газ… Дай ему — и он погубит себя. И других. Искусство волчка — не для убийства.
Зимородинский сделал паузу, проверяя, как усвоено сказанное.
— Но ты ведь сам говорил о мастерах, которые убивают, не прикасаясь,- произнес Андрей.- И дал мне понять, что знаешь, как они это делают, так?
Зимородинский покачал головой.
— Тигр убивает, чтобы насытиться,- сказал он.- Слон убивает, защищая своих или себя. Цунами убивает потому, что оно — цунами. Кем из трех ты хочешь стать?
— Я хочу быть собой! — ответил Андрей.
— Овладев искусством волчка, ты больше не будешь собой. Никогда. Каждый твой шаг станет частью мира. Ты любишь этот мир?
— Я хотел бы его изменить! — Ласковин нахмурился.- И я попробую его изменить!
— Мир совершенен,- бесстрастно произнес Зимородинский.
— Мы подразумеваем разное под словом «мир»,- не очень уверенно возразил Ласковин.- То, чего я хочу,- справедливости. Для всех. Детей нужно любить и учить, а убийц — убивать!
— Убивай их из своего пистолета,- предложил, усмехнувшись, Вячеслав Михайлович.
— Это намного безопасней. В первую очередь — для тебя самого.
— Если я буду пользоваться оружием,- сказал Андрей,- рано или поздно меня найдут. И посадят. А убийцы будут кататься в лимузинах и продолжать убивать!
— Ты видел степной пожар?
Андрей покачал головой.
— Если ты будешь использовать изначальную силу без понимания, ты разожжешь огонь в степи. Ты даже не представляешь, кто может тебя найти в этом случае. Ты сгоришь!
— Нет!
«Нет!» выплеснулось изнутри. Словно не Андрей, а кто-то другой его произнес.
Зимородинский не стал возражать. Он размышлял, присматривался…
— Ты не боишься,- наконец сказал сэнсэй.
— Нет,- возразил Андрей.- Я боюсь. Но у меня нет выбора.
Зимородинский увидел, как огненный столб поднялся за спиной его ученика, ушел вверх и распылился там.
— У меня тоже нет выбора,- произнес Вячеслав Михайлович.
Так выглядела правда. У них не было выбора. Но эта правда не была Истиной. Только — правдой.
— Встань! — велел Зимородинский, и сам тоже поднялся на ноги.
— Тебе не потребуется двадцать лет,- сказал сэнсэй.- Радуйся. Или — плачь!
Зимородинский засмеялся, и смеялся долго. Ласковин ждал. Тело его было спокойно, сознание — тоже. Он умел учиться. И ждать тоже умел. Может быть, сейчас Андрей был сильнее своего учителя.
Зимородинский резко оборвал смех. Тишина в зале, казалось, звенит от напряжения.
— Вытяни руку! — приказал сэнсэй.
Ласковин повиновался, и Зимородинский резко ударил пальцами в середину его ладони. Это было — как ожог. Ладонь, кисть, затем пламя распространилось выше, к локтю, к плечу…
Ласковин, не вздрогнув, перенес боль.
— Здесь,- сказал сэнсэй,- выход силы. Один из выходов…
Спустя час Зимородинский в очередной раз убедился, что Андрей схватывает едва ли не быстрее, чем он показывает. Это было и хорошо, и плохо одновременно.
— …Каналы,- продолжал Вячеслав Михайлович.- Сейчас ты почувствуешь их в себе. Я покажу…
— Мне раздеться? — спросил Андрей.
— Зачем? Китайские врачи лечат больных, не раздевая. И даже иглы ставят сквозь одежду.