Зимородинский, впрочем, к «уличному бою» относился иронически.
«Растет тот, кто играет с сильными игроками,- говорил Вячеслав Михайлович.- Один сильный противник дает больше, чем две дюжины слабых».
Зато как приятно уронить небрежно: «Вчера отметелил шестерых».
Что бы там ни было, но Наташе нужен именно реальный противник. Надо переступить через психологический барьер, чтобы убедиться: своим ударом ты способна свалить упитанного дядю.
«А она способна! — подумал Андрей.- Еще три-четыре дня, чтобы подшлифовать выбранную манеру,- и можно попробовать».
Андрею нужна уверенность: недавняя история не повторится. Хотя по-прежнему казалось: обучая девушку каратэ-до, он ломает в ней нечто очень важное. Но есть другой выход? Разве пистолет — лучше?
«По крайней мере, я учу ее искусству, а не драке,- успокаивал он сам себя.
Но есть другой выход? Разве пистолет — лучше?
«По крайней мере, я учу ее искусству, а не драке,- успокаивал он сам себя.- Не важно, что человек делает, важно, как он к этому относится».
Это был подход Зимородинского. Неплохой подход: не ярость, а боевой дух, заншин; не ненависть садиста, а спокойная «работа» мастера. Дозированное насилие, чтобы остановить насилие. Проблема в том, что подавляющее большинство насильников можно остановить единственным способом: убить. Или привести в такое состояние, в каком они не способны справиться даже с двухлетним ребенком.
Путь, который избрал отец Егорий, лучше. Намного лучше. Но достаточно ли он эффективен?
«А мой,- с ожесточением подумал Ласковин,- мой путь — эффективен?»
Пока у него мало что получалось. Ни единого следочка.
— Я исследовал ваше предположение, Вадим,- сказал Ласковин.- К сожалению, не подтвердилось. Вряд ли убийца охотился исключительно за мной.
Они стояли у дальней стены тира, где грохот выстрелов почти не заглушал слов. Да и выстрелов было немного. Только один стрелок, раз за разом опрокидывающий полуростовую мишень.
— Хорошо стреляет,- сказал Вадим.- Упорство и труд. Так вот, один любопытный факт. Интересный тебе как человеку, напрямую сталкивавшемуся с уголовным миром. Отец Егорий Потмаков абсолютно никому не мешал. А его староста никогда не забывал внести соответствующий взнос. Я не верю, что у нас могут убить только за то, что ты хороший человек, если ты не задеваешь ничьих интересов. Может быть, я чего-то не знаю? — и устремил на Ласковина испытующий взгляд.
— Может быть, кто-то действительно увязал нас с Пашеровым? — предположил Андрей.
— А были основания? Кроме шумихи в прессе?
— Мы разговаривали с Пашеровым за несколько дней до убийства.
— Вот как?
— Случайная встреча на приеме,- поспешил развеять подозрения Андрей.- Но кто знает, как это могли воспринять убийцы?
Андрей совсем не хотел, чтобы Вадим узнал об их с отцом Егорием тайной деятельности. Но следовало направить добровольного помощника в нужную сторону.
Вадим, в свою очередь, понимал, что Ласковин не договаривает. И пытался выудить из него все, что можно. По профессиональной привычке.
— Еще один интересный факт,- сказал он.- Раз уж мы опять говорим о Пашерове. Влиятельный человек убит. Очень влиятельный. И — никакой реакции. То есть отреагировала пресса, официальные власти, милиция, поскольку любое убийство — это ее дело. Отреагировали «федералы», хотя им бы — только радоваться. Не секрет же, что Пашерова поддерживали несколько преступных кланов. Убили лидера, а мафия — никакой реакции. Хотя расправились с ним не свои, это известно. Кстати, Андрей, тебе приписывают убийство Крепленого, ты в курсе?
— В курсе,- мрачно сказал Андрей.- Я рад, что его убили, но, к сожалению, не я это сделал.
— Я так и подумал. Сказал, чтобы ты понял: я не с пустого места предлагал тебе «прокачать» своих врагов.
— «Тобольцы» ни при чем,- сказал Ласковин.- Что там еще о Пашерове?
— Так вот. Убили лидера, одного из воротил, успешно поднимавшегося вверх к практической и политической власти. Вдруг выясняется, что до его убийства никому, кроме прессы, нет дела.
— Покойник бесполезен,- сказал Ласковин.
— Покойник бесполезен,- сказал Ласковин.
— Не так просто. Раз человек поднялся наверх, значит, его кто-то поднял. С определенной целью.
— И кто его поднял? — спросил Ласковин, уже предчувствуя нечто очень нехорошее.
— Несколько аналитиков искали ответ на этот вопрос,- задумчиво произнес Вадим.- Несколько очень хороших аналитиков. И, представь, так и не нашли.
— Выходит, Пашеров был сам по себе? — спросил Андрей.
— Сам по себе? Нет. Начиная с какого-то уровня лидер вынужден подтягивать за собой свою команду, преемников, преданных в первую очередь ему, лидеру. И у Пашерова такая команда была. Но распалась после его убийства.
— Разве это странно?
— Нет, это нормально. Странно то, что ни один из этой преданной команды не попытался, больше того, не пожелал выяснить, кто прихлопнул их главаря. У тех, кто беседовал с людьми Пашерова, сложилось мнение, что помощники его даже рады остаться «сиротами».
— Может, Пашеров знал о них нечто предосудительное? — предположил Андрей.- Чтобы держать в руках?
— Возможно. Но не обо всех же! Итак, он возник ниоткуда, поддерживался неизвестно кем и неизвестно кем убит. Неизвестно почему.