— Крысы! — Ласковин погладил девушку по голой спине.- Тебе не холодно?
— Нет. Ты говори.
— Когда крыс становится слишком много, они начинают жрать друг друга, потому что им тесно. А до этого — умные твари и дружные. Как люди,- он усмехнулся.
— И что же делать? — забираясь головой ему под мышку, спросила Наташа.
— Стать очень большой крысой,- с иронией произнес Андрей, обнимая ее свободной рукой.- Или лаской. Как я.
Надо было сказать ей о Коляне. Стала бы поосторожнее. Но теперь — поздно.
— Что-то я проголодался,- проговорил он.
— Сейчас! — встрепенулась Наташа.- Я тебя покормлю.
— Нет, это я тебя покормлю! — возразил Андрей.- А ты будешь лежать на кровати и смотреть телевизор. В качестве наказания.
Вечер они провели вместе.
И Андрей начисто забыл, что собирался съездить узнать, как там дела у отца Егория.
Ночью, лежа в постели рядом с Наташей (девушка уже уснула), Ласковин думал о том, что вынужденное воздержание дается ему намного легче, чем ожидалось. С чего бы это? Возраст?
Этим вечером Наташа написала стихотворение. Странное стихотворение, такое, что не споешь.
Надломиться тростинкой —
Площадным кивком
Отмахнешься.
Окликнуть? Отстать?
Мотылек под ботинком,
А к свету, ползком,
Так… чтоб после ночей не считать.
Подбородком в чугунный
Литой переплет:
«Не томи, сторожок, отвори!
Отпусти! Убегу — ведь никто не умрет!» —
«Ты умрешь. Прогоришь изнутри».
Красноглазой бессонницей
Пестовать впрок
Петушиное злое словцо.
Из монашек — в разбойницы,
Через порог на руках…
И огонь им в лицо!
Распояской-распатланкой. Плечи в золе,
По зеленой соленой воде.
«Почему они спят?» —
«Мы одни на земле».
Быть беде.
Непонятное стихотворение. Непонятное и… нехорошее. Андрею Наташа его не показала. На следующее утро позвонил Корвет:
— Здорово, Спортсмен! Не вдруг тебя вычислишь. Хочешь заработать пять тонн зеленых? Или — десять, если окажешься круче, чем я думаю?
— Замочить кого-то? — спросил Ласковин и засмеялся.
— Это уж как получится! — отозвался лидер «тобольцев» и тоже засмеялся. Дяди шутят.
— Без криминала? — недоверчиво спросил Ласковин. Черт! Пять косых решили бы его финансовые проблемы.
— Чистяк! Твой бизнес, Спортсмен! Считай, работа по специальности!
— Слушаю тебя,- все еще с сомнением произнес Ласковин.
Бандитам, даже таким деловым, как Корвет, он доверял не больше, чем бенгальскому тигру.
Бандитам, даже таким деловым, как Корвет, он доверял не больше, чем бенгальскому тигру. Деловой, он и есть «деловой». Величина его любви к тебе зависит от аппетита.
Глава двенадцатая
В это утро они с Наташей впервые поссорились. Ласковин даже пожалел о том, что рассказал ей о предложении Корвета. Что может женщина понимать в мужских делах?
Позже, когда ехал к Зимородинскому на дневную тренировку, Андрей уже корил себя за несдержанность. Просто его взбесило, когда Наташа сказала, что пойдет танцевать в кабак. Если ему так уж нужны деньги. Конечно, не пять тонн за раз, но одну в месяц ей уже предлагали. Без интима.
Скажи она это в пылу спора, Ласковин не принял бы близко к сердцу. Но ведь Наташа говорила серьезно.
«Если тебе нужны деньги — я их заработаю для тебя».
Вот тут Андрей повел себя как полный идиот. Взбесился, накричал на нее, под конец хлопнул дверью и уехал. Коз-зел!
Ласковин резко свернул к обочине.
Телефон работал не от кредитки, но Андрей отыскал жетон.
— Наташа…
— Да… — голос серый, как газетная бумага.
— Наташа,- сказал Андрей, до боли сдавливая трубку.- Я дурак. Прости меня, пожалуйста!
— За что? — тем же бесцветным голосом.
— За все. Наташка! Наташа… Я тебя люблю! Честно!
— А я знаю.
Андрей чувствовал по ее дыханию, что — улыбается. И глаза мокрые. Это — пусть. У него тоже мокрые.
— Наташка, ты не уходи, дождись меня, ладно?
— Ладно.
— Целую тебя, моя родная! Пока!
— Приезжай скорей!
Остаток пути Ласковин проехал в какой-то рассеянной эйфории. А за Московскими воротами чуть не боднул в зад «Икарус». Хоть пешком иди, ей-богу.
— Какой-то ты взвинченный,- сказал, поглядев на него, сэнсэй.- Давай, соберись, надо нам поговорить.
— Сейчас? — спросил Андрей, пытаясь согнать с лица беспричинную улыбку.
— Нет уж, давай после разминки. Но и после разминки Зимородинский счел, что Андрей недостаточно сосредоточен.
— Девять ката, начиная с хиан-нидан, вместе! — приказал сэнсэй, принимая хачиджи-дачи, исходную стойку.
Начали они одновременно и двигались абсолютно синхронно, до сантиметра выдерживая дистанцию. Танец без музыки, без внешнего ритма, если не считать ритмом щелканье кимоно, свистящие выдохи и гортанные резкие «киай» во время ключевых ударов. Когда они закончили, Ласковин понял, зачем Зимородинский заставил его «танцевать» ката. Теперь Андрей был полностью сосредоточен на искусстве.
«Ката соединяет нас с теми, кто создавал и развивал каратэ!» — Зимородинский говорил это десятки раз, но только сейчас Ласковин понял всю глубину этих слов.
Не в кумитэ, не в технике, а в ката жил дух воинской школы.
— Ты уверен, что действительно хочешь выпустить джинна из бутылки? — спросил Вячеслав Михайлович.
— Да,- несколько удивленно ответил Андрей.- Мы ведь уже все обсудили. Я хочу научиться всему, что знаешь ты.