Наташа аккуратно положила руку Андрея на одеяло.
— Можно мне узнать, что с ним? — спросила она, глядя на узкие щелки в белом коконе.- Не общие слова, а характер повреждений.
Голосом, интонацией, формальным смыслом того, что говорит, Наташа как бы отодвигала от себя беду. Это не Андрей лежит здесь, неподвижный, как кукла. Это — пациент. Больной.
То ли Зимородинский угадал ее состояние, то ли просто решил честно ответить на вопрос.
— У него трещины двух ребер,- сказал Вячеслав Михайлович.- И перелом носовой кости. Поврежден мениск на правом колене и, кроме того,- сотрясение мозга. По поводу состояния внутренних органов ничего определенного сказать не могу, но, исходя из косвенных данных,- пострадала печень. Еще — многочисленные повреждения мягких тканей…
Зимородинский вопросительно посмотрел на Наташу: достаточно ей или нет?
— Трещины ребер? — Девушка больше не смотрела на Ласковина, она повернулась к Зимородинскому: — Вы сделали рентген?
— Мне не нужен рентген,- спокойно ответил Вячеслав Михайлович.- Колено я зафиксировал, носовые кости совместил; ничего страшного, это не первый его перелом.
— Что значит — многочисленные повреждения мягких тканей?
— Это значит,- Зимородинский вздохнул,- что Андрей очень сильно избит. Еще мне пришлось состричь волосы на затылке, чтобы наложить швы. Пять швов,- уточнил он.- Наташа, не нужно так волноваться. Я думаю, через две недели он будет в порядке.
— Две недели?
— Может быть, немного быстрее. Шрам на затылке станет незаметен, когда отрастут волосы, а раны на лице зарубцуются без особых следов, я уверен.
Наташе захотелось его ударить.
Митяев кашлянул.
Зимородинский быстро взглянул на него, потом произнес самым мягким тоном, на какой был способен:
— Я обещаю вам, что через две недели он будет здоров, полностью здоров.
Наташа не могла понять, шутит он или — издевается? Две недели! Впрочем, смотря что понимать под словом «полностью».
— Два дня он будет спать,- продолжал Вячеслав Михайлович.- Завтра утром ему нужно будет поставить капельницу — я привезу все необходимое. Послезавтра он очнется, и надо будет его напоить. Я оставлю — чем. Через три дня можно снимать повязки и начинать укрепляющие процедуры. Наташа, я лечу его не первый раз и, боюсь, не в последний. Никто не сможет ему помочь лучше, чем я!
— Что с ним произошло? — спросила Наташа.- На него напали?
Зимородинский замялся. Ответил Николай:
— Он выступал на соревнованиях. И выиграл. Просто ему не повезло.
«Ему как раз повезло!» — мысленно возразил Зимородинский, но вслух ничего не сказал.
— Выиграл? — недоверчиво спросила Наташа.
«Как же выглядит тот, кто проиграл?»
Все-таки Зимородинский сумел ее успокоить. А она смогла вспомнить, что совсем недавно Зимородинский у нее на глазах привел Андрея в порядок за абсолютно невероятный срок. Две недели…
— Нам нужно идти,- произнес Зимородинский, делая знак Николаю.- Он будет спать. Хорошо, если вы тоже немного поспите. Завтра в одиннадцать я приеду.
— Железная женщина! — с восхищением проговорил Митяев, когда оба вышли на улицу.- Ни слезинки. И ни слова упрека! Повезло Андрюхе!
Зимородинский кивнул. Но вспомнилась ему его собственная жена. И то, как однажды вот так же принесли его самого. И рядом не было друга-лекаря, чтобы пообещать: через две недели он будет полностью здоров. Никто не мог даже сказать, будет ли он жив через две недели. И кто тогда его выходил?
— Лови машину,- велел он Николаю.
— Зачем? — удивился тот.- Я отвезу нас на Андрюхиной, тем более что по документам она моя, а завтра — пригоню обратно. Завтра-то она ему точно не понадобится!
В этом был резон.
— Слава,- спросил Митяев, когда они уже пересекли Невский,- как же он все-таки победил?
— Как? Ах да, ты же не видел, тебя же по голове стукнули,- вспомнил Зимородинский.- Я, Коля, честно скажу: и сам не знаю. Могу только рассказать, как это выглядело.
— И как?
— Мощно. Ты на дорогу смотри, ушами слушай.
— Что на нее смотреть? Ночь же, трасса пустая.
— И все-таки смотри.
Зимородинский поразмыслил немного: как преподнести Митяеву историю, чтобы максимальную пользу извлек (ученик же), но слишком много всего навалилось сегодня на Вячеслава Михайловича, не до наставлений. Потому он просто описал, что виделось. Не им, а тем же Митяевым, не лежи парень в отрубе после удара дубинкой.
— Хан бил его минуты две,- сказал он.- Сначала — не очень,- видимо, удовольствие растягивал: Андрей основательно его отделал. А потом уселся сверху и душить стал. Всерьез, у Андрея уже пятки по полу застучали…
— И вы не вмешались? — перебил Митяев.- Вы же могли!
— Не мог! — отрезал Зимородинский.- И не нужно было, как ты видишь. Будешь слушать?
— Да, простите.
— Застучал пятками… и вдруг вышел на борцовский мост. И потом вывернулся и…
Зимородинский снова увидел, как тонкое в сравнении с тушей Хана тело Андрея выгибается луком и резким толчком сбрасывает семипудовую громадину на пол. Как Хан ошалело крутит головой, не понимая, что произошло. Ласковин, так же как Хан несколькими минутами раньше, освобождается от перчаток и ждет, когда его огромный противник обернется. Хан потом оборачивается… и получает сдвоенный удар в лицо.