— Да куда ты денешься, дурочка? — Она фыркнула. — Блажь пройдет. Ничего, через пару лет до тебя дойдет, что это твое основное предназначение — рожать и воспитывать детей, а не скакать по крышам, словно бешеная коза!
— Со своим предназначением, сударыня, я уж как-нибудь разберусь сама. — Я оскалилась и отшвырнула злосчастную бумажку. — Без ваших интриг и бесценных советов! С кем мне спать и от кого рожать, решать только мне, зарубите себе это на вашем породистом носу, миледи! И никакие сговоры у меня за спиной вам не помогут заставить меня делать то, что я не хочу!
— Да пойми ты, дурочка, отставка и замужество — это лучшее, что ты можешь сделать! Или ты действительно считаешь, что все эти цацки, — леди махнула рукой, подразумевая, вероятно, мои свежеприобретенные регалии, — чего-то стоят? Не говоря уж о том, что такие вещи нужно заслужить, понимаешь ты это, заслужить! Ты попала в Распадок только потому, что мне нужно было пристроить тебя получше! Неужели ты думаешь, что чего-то добилась там — сама?
— Пристроить — в смысле, подложить под того, кто вам нужен? Сами придумали — или это вам Матроны семейства Ушшос-Нах подсказали? Проклятье, я-то сперва решила, что вы просто сводня, а вы, миледи, оказывается, породу новую решили вывести! Селекционерка! Что ж вы нам свечку подержать не сообразили, чтоб уж процесс точно из-под контроля не вышел, а?
— Нолвэндэ! — окончательно взъярившись, проорала она. — Valarauco lin haccanda! [32]
Ага, значит, «парламентские» выражения закончились, переходим на родную речь? Великую и могучую квэнью? Легко!
— Nai linnuvalye Moringotenno? Nai elye linnuva? [33] — не осталась я в долгу. — А? И вообще… Velanenye elyo tundosse, [34] хозяйка зверофермы!
— Ampamaita! [35] — Аэриэн сплюнула. — Ну, вот что! Пока ты живешь в моем доме и носишь мое имя, маленькая засранка…
— Ну, так за чем же дело стало? — я сплюнула в ответ. — Подавись ты этим именем! Esselya naa talda luxunen, [36] ясно?!
— Все сказала? — свирепо оскалилась она. В комнате стало тяжело дышать, пахн у ло озоном. Я запоздало вспомнила, что леди Анарилотиони-старшая, помимо всего прочего, еще и очень сильный маг-анималист.
В комнате стало тяжело дышать, пахн у ло озоном. Я запоздало вспомнила, что леди Анарилотиони-старшая, помимо всего прочего, еще и очень сильный маг-анималист. Животными управлять может, чтоб понятно было. А не-животными? Интересно… мои способности к ментальной магии — не ее ли наследство?
— Нет, не все! — я подняла свои щиты так резко и быстро, как только смогла. Аэриэн поморщилась. Ага! Значит, все-таки… Она пыталась! — А вы, сударыня, кажется, забыли, что я не просто не одна из ваших грифониц, а еще и дипломированный мыслечтец! Куда вы поперли с вашими дилетантскими уловками?! — и пока она шумно глотала воздух, чтоб достойно ответить, я успела содрать с пальца фамильный перстень, а с шеи — цепочку с гербом. И швырнула их ей под ноги: — Вот вам ваше имя! И я беру в свидетели Валар и Эру Единого, что…
— Нолвэндэ! Аэриэн!
Я вздрогнула и осеклась. Отцовский окрик подействовал на нас обеих, как ведро ледяной воды на дерущихся кошек. Вздрогнула и заткнулась не только я, мать тоже. Однако я довольно быстро оправилась и продолжила, хоть уже и поспокойней:
— А что касается дома, то я покину его немедленно. Хвала Валар, Империя всегда найдет для своего офицера хотя бы койку в казарме и миску перловки! Все лучше, чем оставаться в этом… питомнике! Ясно?
— A lelyea Angamandanna! [37] — фыркнула она. — Что стоишь? Валяй! Убирайся! Nai Silmaril maitassen, Nauglafring yatesse, ar Feanaro tielyanna! [38]
— Nai Angamando naa marelya! [39] — парировала я и, развернувшись на пятках, устремилась вон. И уже в дверях не выдержала и добавила последнее слово: — И от своей доли в твоей звероферме я отказываюсь тоже! Тебе кроликов разводить надо, а не грифонов!
Дверью я шарахнула так, что стекла зазвенели, и люстра качнулась. Ответный вопль матери оборвался, словно обрезанный ножом. Последнее, что я услышала, уже сбегая опрометью вниз по лестнице, был приглушенный стенами возглас отца: «Аэриэн!», а вслед за тем — грохот и звон, словно упало и разбилось что-то тяжелое… Но теперь меня эти подробности уже не интересовали.
Папа нашел меня в грифошне, когда я уже навьючивала на Мурзика сумки с пожитками. Поостыв, я решила, что отказы отказами, а Мурзик — все равно мой грифон, а подарки не отдарки. Чернокрылая грифонка Эри крутилась под ногами, ластилась и встревожено мурлыкала.
— Нолвэндэ! — позвал отец, остановившись на пороге грифошни. — Вот ты где… Иди сюда, поговорим.
Я послушно вышла на улицу, в полумрак осеннего вечера. Стемнело быстро, может быть, из-за того, что блуждавшие в поднебесье целый день облака к вечеру опустились и затянули горизонт сплошной темно-серой пеленой. Вдобавок начинался дождь.
— Нелетная погода, дочка. — Таурендил кивнул вверх и, прислонившись плечом к стене грифошни, достал портсигар: — Покурим?
— Летная, нелетная… — Я вздохнула и присела на скамейку у входа, глядя на него снизу вверх. — Это все равно. Грифон — не самолет, прорвемся.