— В отеле нас пришьют еще быстрее, чем дома, изощренный ты наш! В особняках можно, по крайней мере, забаррикадировать двери, отстреливаться до последнего патрона — и умереть достойно. Но в отеле у нас вся наличность! Не забыл? Без бабулек вообще никуда. И ни туда, и ни сюда. Елки зеленые! А с деньгами можно сховаться. На пару недель.
— Не проще ли нам вообще убраться с этой планеты? — вздохнул Лукас. — Ты знаешь, Глеб Эдуард, я тут поразмыслил на досуге и понял, что этот Дроэдем — не такой уж рай, как его описывал твой друг Свиня…
— Ужрай?
— Не ужрай, а уж рай, то есть не рай вовсе. И твой друг Свиня был не прав.
— Еще раз тебе базлаю, — выдавил Жмых сквозь зубы и рубанул воздух ребром ладони. — Никакой Свиня мне не друган! Он вообще, если хочешь знать, информатор полицейский. Стукач, по-нашему. И дело я с ним имел только потому, что знал — меня он сольет в последнюю очередь.
— Ясно, — кивнул Лукас. — Так что ты мыслишь, Глеб Эдуард, насчет того, чтобы покинуть Дроэдем?
— Я мыслю, что смыться отсюда будет ох как непросто. Думаешь, эти твари не будут стеречь космопорт? Сейчас опомнятся, залижут раны — и сразу перекроют все входы-выходы. Нет, надо нам на время залечь на дно! Как можно глубже. Будем лежать там, как черви-сосальщики. И не шевелиться. — Глеб задумался.
В наступившей тишине стало слышно, как рокочет водородный двигатель и шелестит воздух, разбивающийся об обзорный иллюминатор и обшивку катера.
— Полагаю, ты размышляешь над тем, что нам делать дальше в этой непростой ситуации? — поинтересовался лемуриец. — Как нам избавиться от наших проблем и оказаться в дамках?
— Отвали! — попросил Жмых. — А то я начну размышлять, как избавиться и от тебя тоже.
Лукас пожал плечами и сосредоточился на управлении. Вскоре впереди показалась темная лента реки и сверкающий огнями трехэтажный отель в викторианском стиле. Строгое, величественное здание. Никаких кричащих неоновых вывесок, лазерных голограмм. Только ненавязчивая подсветка стен из натурального камня и правильные очертания закругленных сверху окон.
— Только бы Лысый в «Левом береге» своих хорьков не оставил, — процедил Жмых. — Ну да ничего — деньги мы все равно возьмем. Оружие у тебя есть?
— У меня пистолет с полной обоймой. Я, между прочим, не выстрелил ни разу, — похвастался Лукас. — Мне показалось чрезвычайно глупым привлекать внимание к собственной персоне, когда я так близко от спасительного коридора.
— Давай пушку, — потребовал Глеб, недовольный тем, что лемуриец оказался сообразительнее его. — Если в отеле будут люди Лысого, перебьем их, и вся недолга…
— Я не убийца! — Голос поэта зазвенел праведным возмущением. — И вообще, если хочешь знать, я — гуманист.
— Я тоже, — буркнул Глеб и вспомнил, как разлетелись в кровавые ошметки его преследователи на деннице, после того как он пальнул в них из гранатомета. Бр-р, та еще картинка! — Короче, давай волыну, гуманоид, и нечего пустые базары разводить!
— А куда ты дел свой пистолет, Глеб Эдуард?! — сделав акцент на слове «свой», поинтересовался Лукас.
Бр-р, та еще картинка! — Короче, давай волыну, гуманоид, и нечего пустые базары разводить!
— А куда ты дел свой пистолет, Глеб Эдуард?! — сделав акцент на слове «свой», поинтересовался Лукас.
— Туда же, куда и все остальное. Выбросил, когда патроны кончились. Да что ты уперся, ослиная твоя морда! Давай пистолет! Сам сказал, что ты — не убийца. Кто по людям Лысого шмалять будет, если ты признался, что гуманоид?
— Гуманист! — поправил Лукас и протянул пистолет Жмыху.
Тот поглядел на поэта исподлобья. Не иначе, припрятал под стильным пиджачком еще какой-нибудь ствол. А то и пару стволов. Потому что надо быть последним идиотом, чтобы в такой передряге остаться без оружия. А Лукас не идиот. Совсем не идиот. Скорее даже наоборот. Хоть и воспитывался в приюте для дефективных, с тех пор далеко шагнул вперед в умственном развитии.
— Я так понял, что отель — нейтральная территория? — осенило Лукаса. — Возможно, там нас не тронут…
— Я бы на это не слишком рассчитывал. Казино тоже считалось нейтральной территорией. Видел, сколько там сегодня народу положили?…
— Да, — приуныл лемуриец, — для здешней публики никакие законы не писаны.
— То-то и оно. Но для нас теперь тоже, — Глеб передернул затвор и усмехнулся. — Ох, и попомнит меня Лысый. Как он замечательно завалился, когда я в него из парализатора шмальнул. Это воспоминание будет мне душу греть до глубокой старости.
— Если будет.
— Что будет? — не понял Глеб.
— Старость если будет. — уточнил лемуриец. — Если ты до нее доживешь.
— Это да. — Жмых нахмурился и до самого конца полета больше не проронил ни слова, погруженный в мрачные раздумья.
Катер опустился перед парадным входом в «Левый берег». Жмых выбрался на зеленую травку, разминая руки. Он намеревался постучать, но тяжелая деревянная дверь неожиданно распахнулась, словно их давно ждали. Глеб отпрыгнул, выхватил пистолет, взял на мушку фигуру в дверном проеме.
— Не стоит беспокоиться, господин Жмых! — прозвучал уверенный и спокойный голос владельца гостиницы Юрия Анисимова. — «Левый берег» дорожит своей репутацией. Здесь вы в безопасности! Можете опустить оружие.