— Мы считаем, что с большими деньгами у нас появится шанс улететь отсюда, — лемуриец приподнял бровь.
Девушка помолчала немного.
— Ну, хорошо, — согласилась она, — я с вами. Только все должно быть просчитано до мелочей. Я не собираюсь идти на бессмысленный риск…
— Никто не собирается! — обрадовался Жмых. — Не боись, подруга! Сделаем все в лучшем виде!
— А мне… Мне позволено будет сказать? — забеспокоился Кротов.
— Говори, только недолго, — разрешил Жмых.
— Да это я так, на будущее. Пока мне нечего сказать…
— Ты что, идиот? — поинтересовался Глеб, с самым свирепым видом разглядывая доктора.
— Нет. То есть не совсем. То есть совсем не идиот. Я дипломированный врач. А дипломированный врач не может быть идиотом.
— Ты дипломированный идиот. Зачем встреваешь, если тебе сказать нечего?!
— На самом деле я бы хотел принять участие в планировании операции. Я знаю много всяких уникальных составов, которыми можно отравить… Вообще, я увлекался химией еще до того, как поступил в медицинскую академию! И сейчас, возможно, мы придумаем что-то, что позволит нам прибрать к рукам воровской общак без применения оружия. Такая мысль не приходила вам в голову?
— Разговорился, — проворчал Глеб, — в Мамбасу тоже болтал без умолку, пока не получил по пузу. Умный ты больно, как я погляжу!
— Не дурак, — заметил Кротов, на всякий случай отступая от Жмыха подальше, — во всяком случае, свое дело знаю. И умею кое-что еще.
— Мое мнение о вас, доктор, становится все лучше! — сказал лемуриец. — А поэзией вы, случайно, не интересуетесь?
— Очень интересуюсь! Очень и очень! — Кротов заискивающе улыбнулся.
— Даже так? И стихи пишете?
— Нет, я больше читаю… И слушаю… Обожаю слушать стихи, знаете ли.
Жмых отнесся к неожиданно проявившемуся поэтическому увлечению доктора с подозрением.
— Ну ты, гнида зеленая, — проворчал он, — подольститься хочешь?!
— Что вы, что вы, — залебезил толстяк, — вовсе Нет. Я действительно увлекаюсь поэзией. Я обожаю, Например, эти строчки. — Он затараторил:
Милая, песню любви ты послушай
И о грусти навеки забудь,
Я люблю, как никто,
твою душу и высокую сильную грудь.
— Неплохо, — заметил Лукас.
— Если не ошибаюсь, это написал Зыков.
— О, да, — закивал Кротов, — певец любви Виталий Зыков, чьи стихи известны по всей Галактике и даже за ее пределами. Истинный сын матери-Земли, Виталий Зыков в своей поэзии прославляет красоту родного края, исконных традиций, воспевает радость труда на благо отечества, пишет поэтические циклы о любви к прекрасной женщине, подруге и матери…
— Ну все, хватит нахваливать этого бездаря, — помрачнел лемуриец, — и конъюнктурщика. Его ведь интересуют только деньги. Он же ура-патриот…
— Вы абсолютно правы, — закивал Кротов, — что касается поэзии Зыкова, то она меня совершенно не привлекает, куда больше я люблю стихи новодекаданской школы…
— Оставим стишата, — прорычал Глеб, которого начали всерьез раздражать разговоры на тему литературы. — У меня есть предложение — перекусить. И отдохнуть до вечера. А ночью начнем следить за домом Лысого. Закупать необходимые материалы… И за остальными я буду пристально следить. Так и знайте. Вас из виду упускать нельзя.
— Почему?! — удивился Кротов.
— Каждый может оказаться крысой! Ну, положим, себе я доверяю… А вот остальным — не очень.
— Даже мне? — с видом оскорбленной добродетели поинтересовался Лукас.
— Даже тебе, — заявил Жмых. — Потому как из нас всех ты самый толстый.
— Что? — удивился лемуриец и бросил взгляд на доктора.
— Я имею в виду не вес, а твои башли, — проворчал Глеб. — Два лимона на счету — не шутки. И что-то не заметил я, что ты хочешь их побыстрее заполучить!
— К сожалению, в нынешних условиях получить их практически невозможно!
— Но ты даже не пытался. Сидишь и расходуешь мои бабки, хорек.
— Мне Лукас сразу показался очень порядочным человеком… — вмешался доктор Кротов. — То есть, я хотел сказать, разумным существом… Точнее, очень умным, порядочным лемурийцем…
— А я так вообще его люблю! — воскликнула Алиса, с лету заскакивая на колени ошалевшего от неожиданности Лукаса. — Ты — мой герой!
Жмых скривился.
— Что, два лимона на счету сразу сделали его героем?!
— Не деньги красят человека, а человек деньги, — нашлась Алиса. — За тебя, Глеб Эдуард, я бы замуж не пошла, даже если бы ты имел десять миллионов. Другое дело — мой котеночек. У нас с ним и интересы похожие, и чувство прекрасного. Нам же было так здорово на кладбище. Не правда ли, милый? А что ты понимаешь в кладбищах, Глеб Эдуард?
Жмых сплюнул на пол и, игнорируя девушку, обратился к Лукасу:
— Пиццы закажи побольше, котеночек. По две больших на каждого. Еще ящик пива. А то голова начинает болеть. Соку — себе. Этой безумной — шампанского. Кротову — димедрола!
— Позвольте, почему мне димедрола? Я тоже хочу шампанского! Или, на худой конец, пива!
— Не заработал ты еще на пиво. Тем более на шампанское. А димедрол тебя успокоит. Ты слишком нервный и разговорчивый в последнее время. Кстати, Лукас, не забудь заказать детское питание! И молока побольше. О, кажется, я нашел выход, как и конспирацию соблюсти, и доброго доктора порадовать. — Жмых обернулся к Кротову и скривился в усмешке: — Будешь молоко пить! Для конспирации!