Вдохнув местный свежий воздух полной грудью, Глеб внезапно ощутил, что хочет остаться здесь навсегда. Дышалось на Дроэдеме легко, свободно. Несмотря на то, что солнце стояло в зените, жара совсем не ощущалась. Теплый ветерок, налетая с моря, приятно овевал кожу.
— Красотища-то какая! — выдохнул Глеб. — Как же тут… — Он замялся, силясь подобрать нужное слово, и наконец нашелся: — Зашибательски!
— Край, достойный поэмы, — согласился Лукас. Глаза лемурийца сияли почти детским восторгом. — Воистину, Дроэдем — рай, как его описывал твой неопрятный друг и, к несчастью, ушибленный моим коленом рангун. Признаться, я считал, что сказанное им об этой планете — преувеличение больной фантазии. Фантазии существа, видевшего в своей жизни очень мало прекрасного.
— Он мне не друг, — буркнул Глеб, — так, коллега, помогает в делах.
— Как же хорошо, — Лукас улыбнулся, — рай, истинный рай.
— Только в этот рай прилетает всякая шваль, — сказал Жмых, — и очень скоро, помяни мое слово, они все здесь загадят. Взять хотя бы поганого рангуна!
— Надо было заставить его улететь, — заметил лемуриец, — одним гадом в нашем раю было бы меньше.
— Нашем раю! — мечтательно повторил Глеб. — А ведь, и правда, я не прочь пожить здесь, хотя поначалу собирался перекантоваться пару месяцев, собрать башли и свалить. Если андроидов удастся сбыть за хорошую цену, можно тут, наверное, неплохо устроиться. Купить домишко на две персоны…
— Два домика…
— Зачем два?
— Тебе и мне…
— А, ну да… Конечно. Не будем же мы жить с тобой в одном домишке? Что о нас люди подумают… Мы могли бы купить для начала скромные хижины рядом. Если ты не станешь слишком часто мучить меня своими стихами… Эх, и славно заживем, дружище Лукас! — Про себя Глеб уже с увлечением подсчитывал, как потратит два миллиона, которые со временем непременно перейдут из рук наивного лемурийца в его наполненные силой, хваткие ладони. Лукас снова улыбнулся.
— Конечно, если я часто буду читать тебе стихи, у тебя начнется нервное истощение. Даже прекрасное хорошо в меру. Постоянно находиться в состоянии эйфории, которая, несомненно, возникает у людей, когда они слушают мои стихи, тоже вредно.
Как сказал один замечательный философ…
Глеб вскинул руку, прервав поэта, которого уже заносило — впрочем, не в первый раз. Глеб успел привыкнуть к тому, что, когда речь заходила о стихах или о его творчестве, Лукаса было не унять.
— Верно ты это подметил, — сказал Жмых. — Моя душевная организация… Словом, ты правильно все понял. Одно стихотворение в неделю… Или даже в месяц. Это я смогу вынести. Наверное.
— Ты собираешься смаковать мои творения, как тонкое вино?
— Именно! — хохотнул Жмых. — Редкое и очень дорогое пойло.
— Пойло?! — опешил Лукас.
— Неверно слово подобрал. Я хотел сказать, нектар.
— Тогда позволь, я прочту тебе стихотворение по этому поводу уже сейчас!
— Нет, нет и еще раз нет! — закричал Глеб. — Не здесь и не сейчас! В достойной обстановке, когда мы хорошо устроимся, избавимся от этих механических болванов, которые скрипом своих конечностей будут отравлять мне всю радость…
— Конечно, — склонил голову Лукас и вздохнул: — Как скажешь.
— Смотри-ка: вот и мост! — Глеб указал на низкое каменное сооружение. — А сразу за ним — трактир.
Трехэтажное здание из красного кирпича выглядело очень солидно. Настоящие деревянные двери и оконные блоки, черепичная крыша… Никакого пластика — только кирпич, дерево и металл. Гордая трехметровая вывеска над входом, зеленым по белому, гласила: «Левый берег».
— Даже неудобно как-то… — вздохнул Жмых. — С нашим отдающим машинным маслом и скрипящим тормозными колодками сбродом… И в такой отель. Тут номера, наверное, по пятьсот рублей за ночь. И с девочками легкого поведения не пускают.
— И краденое здесь вряд ли скупают… — добавил Лукас.
— Тш-ш-ш. — Глеб приложил палец к губам. — А где у нас краденое? У нас все свое, кровно нажитое. Постой-ка здесь с андроидами, я схожу на разведку.
— Нет уж. Я тоже пойду. Андроиды в охране не нуждаются. Пока ты спал на корабле по двенадцать часов кряду, я перепрограммировал коды доступа. Они теперь подчиняются только мне. И тебе, конечно, пока я им это не запретил. И только я могу передать коды новому владельцу.
Жмых опешил от неожиданного известия.
— То есть ты хочешь сказать, что хапнул по-тихому всех наших андроидов?!
— Я только привел их в продажное состояние. Чтобы они не слушались абы кого.
— «Абы кого» — это меня?!
— Тебя они пока слушаются!
— Вот именно — пока!!! Кинуть меня хочешь? Лукас нахмурился:
— Если бы я замышлял дурное, то мог бы вообще ничего тебе не говорить. Увести потихоньку андроидов и продать. Договоримся сейчас с хозяином, деньги поделим поровну… Сказал бы спасибо, что я трудился, пока ты дрых!
— Спасибо, — фыркнул Глеб. — Пополам… Ишь ты! Сам получил два миллиона, а ему еще и жалкие семнадцать с половиной тысяч подавай!
— Миллионы я пока не получил. Их еще со счета снять надо…
— Можно подумать, это очень трудно! — негодующе воскликнул Глеб.
— Не так легко, как кажется. Точнее, рискованно. Деньги мне тоже не будут лишними.
— Ладно. Уговорил, — выдохнул Жмых, поняв, что спорить с лемурийцем все равно бесполезно. — Пойдем посудачим с хозяином этой золотой хазы. Если он и в самом деле коск, договоримся. Но, сдается мне, лохматая обезьяна над нами посмеялась.