— Но Седой тоже покойник, — заметил Лукас.
— Его не жалко! — проворчал Глеб и вспомнил с содроганием, как ему пришлось целовать ладошку преступного авторитета. Хорошо, что все, кто был при этом, уже на том свете. Кроме Лукаса, а он считает, что подобное безобразие ему просто привиделось.
Лемуриец принялся за хакерскую работу. И уже через пару минут Жмых увидел на экране фотографию Седого. Человек на экране выглядел моложе и благообразнее, чем потрепанный жизнью коск, которого они встретили в лесу. Шикарный черный костюм с жемчужными запонками, пестрый галстук с золотой булавкой, белоснежная хлопковая рубашка — на голограмме из досье Седой представлял собой прямо-таки воплощение респектабельности и достатка.
— Вот, пожалуйста, номер А45835, прибыл на Дроэдем пассажирским лайнером полтора года назад…
— Пассажирским лайнером? — оживился Жмых.
— Ну да. Здесь так написано. Что тебя удивляет? По-твоему, бандиты обязательно должны путешествовать на угнанных космических кораблях?!
— Нет, дело вовсе не в этом. Но если пассажирские суда летают сюда — должны же на них продавать обратные билеты? Не идут же они в обратный рейс порожняком? А Лысый заливал, что выбраться с планеты невозможно. Не иначе, у него у самого были проблемы со служащими космопорта или отрядами самообороны — вот он и наводил тень на плетень. Втыкаешь?!
— Зайдем в файл «История», — невозмутимо продолжил Лукас. — Вот здесь все о нем расписано с самого раннего детства. Привод в полицию за кражу трех килограммов конфет.
— Взял конфет, а мне сказали, не воруй, — напел Жмых, — вот так, зараза, враз я попадал на сро-о-к…
— Хулиганская драка с поножовщиной, — продолжил Лукас.
— Быстро рос пацан, — констатировал Глеб.
— Угон воздушного катера — и исправительная Колония.
— Покататься захотелось. Узнаю родственную душу. Сам много раз по малолетке катера угонял.
— Да только колония ему на пользу не пошла — как только вышел, убил рангуна.
— Это я могу понять, — буркнул Жмых. — Познакомился с лохматыми небось на астероидах. Они и мне немало крови попортили.
— Потом — убийство двоих людей.
— О как, вошел во вкус, не иначе…
— И Седой отправился на астероиды сроком на двадцать лет. Несоблюдение внутреннего распорядка, конфликты с заключенными, отказы от работы — и его переводят в систему Бетельгейзе, в заведение усиленного режима. Где он и участвует в бунте. Даже ухитряется сбежать оттуда вместе с четырьмя другими косками. Дальше большой провал в досье, сведения только предположительны — в руки полиции он больше не попадал.
— Фартовый коск, стало быть.
— И вот — прибывает сюда. Идентифицирован прямо в космопорте.
Жмых почесал затылок, пробормотал:
— Авторитетного коска ты мочканул, поэт.
— И вот — прибывает сюда. Идентифицирован прямо в космопорте.
Жмых почесал затылок, пробормотал:
— Авторитетного коска ты мочканул, поэт. Хорошо, подписки у него не осталось…
— Хорошо, — с довольным видом улыбнулся лемуриец.
— Чего скалишься? — поинтересовался Жмых. — Небось думаешь, всех бы так мочить, чтобы без подписки, без лишних сложностей. Убил кого-нибудь, закопал и вышел сухим из воды. Неплохо, да? А еще вегетарианец… Мне вот что интересно — на меня ведь тоже досье в полиции было? Выходит, и меня индент-ни… имнедтни…
— Идентифицировали, — без запинки выговорил Лукас.
— Да, то есть уже в космопорте просекли, что я за птица? — продолжил мысль Жмых.
— Конечно же! — воскликнул поэт. — Я с большим интересом изучил твое досье, Глеб Эдуард… Всегда, знаешь ли, необходимо знать, с кем имеешь дело. Может, ты не только к холодильникам проявляешь интерес…
— А к чему же еще?
— Ну, разные случаются отклонения, — замялся Лукас.
— Например?
— Меня больше всего интересовало, не испытываешь ли ты особых чувств к лемурийцам. Недавно ты рассказал мне, что нет. Но прежде я ведь этого не знал!
Глеб нахмурился.
— Сдурел, что ли?
— Да нет, просто пошутил.
— Ясно, смешно. Интересно, что копы обо мне пишут! Небось, и снимки мои в голом виде у них имеются. Копы — жуткие извращенцы, скажу я тебе. Им меду не надо, чтобы сфотографировать человека в душе. Или, скажем, в туалете… Будто там можно заняться чем-нибудь необычным…
— Действительно, — на этот раз лемуриец разделил негодование товарища.
— Так что они пишут?
— Да больше про ходки твои. Про драки на астероидах. Даже есть запись одной — где ты дерешься обломком пластикового ящика.
Жмых задумался.
— Это когда же? Когда мы мочили рангунов — десять против троих? Нет, тогда мы их камнями забросали… Или когда бешеный лемуриец завалил двух парней, а мы бросили предъяву лохмоухим таргарийцам и мочили всех подряд чем ни попадя?
— Да, ты бил таргарийцев, — кивнул Лукас.
— Славное было время, — Жмых мечтательно улыбнулся, его охватили ностальгические воспоминания. — Ты мне запиши эту драку на диск. Буду детям показывать — не лох у вас папа был, правильную жизнь вел.
— Хорошо, запишу, — пообещал Лукас. — Там еще много всего интересного. Все твои неблаговидные делишки…
Жмых отошел в угол комнаты, ударил кулаком в стену.
— Какие-то проблемы? — участливо осведомился Лукас.
— Знаешь, кое-что вспомнить приятно. Но как-то нехорошо, когда чужие люди читают о твоей жизни… Смотрят записи. Сделал ты глупость по молодости лет — а потом всю жизнь тебе тычут ею в лицо. И говорят: он преступник, рецидивист… А я просто работать не люблю. Понимаешь? А жить красиво мне нравится. Вот я и нарушал закон много раз. Потому что кругом — одни подонки!