— Мне не особенно нужны новые охранники, — сказал Иерам, по купеческой привычке тщательно скрывая заинтересованность. — И сколько ты хочешь денег?
— Скажи мне, куда ты направляешься, и я назову свою цену.
Оглянувшись — не подслушивает ли кто, купец наклонился к самому уху собеседника и прошептал:
— Мы едем в замок Владетельницы Лии, везем благовония с юга.
— Я не возьму у тебя ни единого золотого, — ответил Харальд, и глаза его при этом блеснули изумрудной зарницей. — Но срок моей службы кончится у стен замка.
— Почему?
— Я надеюсь попасть на службу к Владетельнице.
— Что же, попробуй. — Иерам даже не пытался скрыть своего удивления. — Тогда по рукам!
Холодные сильные пальцы стиснули ладонь купца, и тот невольно вздрогнул.
* * *
— Но! Не отставай, родимая! — Крик возчика донесся издали, затем хлопнул бич, и вновь повисла тишина, нарушаемая лишь всхрапыванием коней да скрипом колес.
Дорога тянулась необычно пустынная, словно не июнь — один из лучших месяцев для путешествий — властвовал над северными землями, а ноябрь, время холода и дождей, или март, период распутицы.
Шелестели листвой березовые и осиновые рощи, не таясь, кричали птицы, но человеческих голосов, кроме собственных, они за три дня путешествия не услышали. Иерам ехал впереди обоза, рядом с Харальдом, и с каждым днем все больше мрачнел.
Неразговорчивы были возчики, хмуры и молчаливы воины. На всех давил страх встречи с неизвестным чудищем, рассказы о котором слышал каждый, и многие не один раз.
Подавленного настроения не могла развеять даже теплая и солнечная погода.
В это утро, когда самый краешек светила показался над горизонтом, а траву и листья усеивали блестящие капли росы, купец проснулся с дурным предчувствием Снилось ему что?то гнусное и давящее, и ощущения от сна сохранились до сих пор, когда желтый кругляш солнца навис прямо над головой, а от утренней сырости не осталось и следа.
Страх склизким комом ворочался в животе, заставлял внутренности сжиматься при каждом особенно резком звуке. Иерам клял себя за трусость, но ничего поделать не мог. Разум услужливо рисовал одну и ту же картину — из леса, ломая деревья, точно тонкие прутики, является громадное чудище (купцу оно представлялось всегда похожим на выросшую в сотни раз ящерицу), ударами лап и хвоста расшвыривает охрану, и челюсти, размером с коромысло каждая, тянутся, чтобы перекусить его пополам…
Иерам судорожно сглотнул и, вернувшись от мыслей к реальности, не сразу понял, что остановил коня.
На желтой от пыли дороги, шагах в двадцати впереди, что?то сидело Что именно, купец не успел осознать. Его отвлек Харальд. Спрыгнув с лошади, он с шелестом извлек меч из ножен.
— Ну, я пошел. — Фраза прозвучала спокойно, словно воин собирался на прогулку.
Когда он сделал первый шаг, тварь на дороге поднялась и кровожадно зарычала. От этого звука купец ощутил, как кровь стынет в жилах. Конь под Иерамом нервно дернулся, а из?за спины донеслись испуганные вскрики.
* * *
Тварь оказалась не особенно велика — с крупного волка.
* * *
Тварь оказалась не особенно велика — с крупного волка.
Но вид её был необычен.
Поросшее черной шерстью тело, шесть лап, больше всего похожих на паучьи. Огромная пасть, полная острых и блестящих зубов, и длинный скорпионий хвост, поднятый для удара. Алые глаза пылают, точно уголья.
Рык прозвучал как вызов на бой.
Не дойдя пары саженей до чудного зверя, порожденного заклинаниями, Харальд остановился. После отъезда из замка он постоянно сдерживал себя, словно хозяин злобного пса. Любая мелочь раздражала, противоречие выводило из себя, и большого труда стоило не схватиться за меч, когда мясо, поданное на постоялом дворе, оказывалось жестким. Несмотря на жаркую пору, его мучил холод. Даже на палящем солнце порой пробирал озноб. Чудовищный волдырь, полный желания убивать, все рос внутри, и все тоньше становились его стенки.
И вот выпала возможность сбросить напряжение. Такая, при которой люди не пострадают. Тело потихоньку теплело, словно наполняясь горячей водой, и в уголках глаз клубился знакомый багровый туман.
«К твоему рождению приложил руку маг, к моему — тоже, — подумал Харальд, разглядывая противника. — Ты создан, чтобы убивать. Я воспитан для того же. И меня, и тебя мучает одна и та же страсть. Посмотрим, кто сегодня окажется сильнее.»
Зверь сидел неподвижно, словно вслушиваясь в чужие мысли.
В этот миг волдырь лопнул. Харальд ощутил, что если он сейчас, прямо в этот момент не вонзит клинок в чужую плоть, то его собственное тело распадется на части, разорванное напором изнутри.
Он бросился в атаку.
Рычание хлестнуло по ушам, точно хлыст по истерзанной спине, свистнул клинок, и пасть щелкнула рядом с шеей Харальда. Он услышал смрадное дыхание хищника и едва не прозевал удар хвостом.
Жало промахнулось всего на пару вершков.
Харальд не испугался.
Обжигающий жар тек по мускулам, тело полнила мощь, а длинное лезвие было продолжением руки.
Он атаковал вновь, и отсеченная лапа чудовища, скребя желтую пыль, рухнула на землю. Хлынула темная, похожая на земляное масло, непередаваемо вонючая кровь, а в гневном рыке появились нотки боли.