Больше всего в эту минуту хотелось лечь и умереть, однако тренированное тело оказалось не так?то легко лишить способности спасать свою шкуру. Через некоторое время Дэвид пришёл в себя, обнаружив, что находится в безопасном месте, никто больше по нему не стреляет, пули вокруг не свистят, и лишь последствия попадания под магический заряд дают о себе знать: жить не хотелось, все тело ныло от боли.
Горькое зелье, поданное Дэвиду магороботом?санитаром, было обозначено на флаконе как противоядие, эффективное при поражениях такого рода. Дэвид расслабился, позволив снадобью растечься по жилам, успокоить, излечить его. Почувствовав, что дрожь и боль утихли, он влил немного снадобья в рот новобранца. Тот, до этого момента лежавший неподвижно, словно побывал в лапах у василиска, придя в себя, вдруг, в отличие от Дэвида, весь затрясся.
— П… прост?т?тите меня, сэр, — выдавил он.
Затем отвернулся и заплакал.
Только теперь Дэвид вспомнил, что звали этого парня Джонсом. Джонс — это имя. А фамилия… Фамилия? Да кто его знает? Но звали его Джонсом, это точно.
— Эй, Джонс, ты меня слышишь? — осведомился Дэвид и, увидев, как новобранец кивает головой, сказал: — Сейчас тебе предстоит принять важное решение.
Дэвид Келлс приставил к затылку солдата свой кольт сорок пятого калибра. Револьвер был древним, почти музейным оружием. Тяжёлая свинцовая пуля, много пороха в гильзе. Выстрел в упор разнесёт башку сопляка на куски, расшвыряет его мозги, избавив одновременно от мучительных последствий воздействия магического заряда. Нужно ли пристрелить этого мальчишку или стоит погодить с этим важным делом, — Дэвид слишком устал, чтобы напрячь ум и ответить на этот вопрос самому, без посторонней помощи.
Негромкий, но звонкий и безошибочно узнаваемый металлический щелчок. Курок взведён. Ствол револьвера уткнулся в затылок новобранца.
— Что ж, теперь твоя судьба в твоих руках, Джонс. Ты должен принять единственно верное решение, — сказал Дэвид.
Парень задрожал, на этот раз явно от страха. Дэвид заметил это, однако не получил никакого удовольствия от обычно столь приятного зрелища — истерики человека, знающего, что он взят на мушку.
— Выбор за тобой, Джонс. Хочешь попробовать ещё раз? Или предпочитаешь бросить это дело к чёртовой матери?
— Бросить? — удивлённо переспросил Джонс.
— Ну да — бросить.
— Ну да — бросить. Отчислиться, перевестись в другую часть, послать всё подальше, сказать: «Чао!» В конце концов, всё, что ты пережил, пойдёт тебе на пользу. Я не говорю уже об учебе. Да с твоими знаниями и навыками, перейдя в обычное подразделение, ты можешь сразу стать лейтенантом. Никаких сержантских нашивок. А там и глазом не успеешь моргнуть — и ты уже капитан.
Дуло револьвера, словно раскалённое тавро, жгло кожу на затылке новобранца. Он хотел побыстрее ответить, чтобы избавиться наконец от чувства беспомощного страха, ответить поскорее, но правильно. Вот только какой ответ будет засчитан экзаменатором?
— Если я отвечу неправильно, — прохрипел Джонс, — вы убьёте меня, да? Я умру?
— Чем меня несказанно порадуешь, щенок, — усмехнулся Дэвид, но тут же поспешил успокоить новобранца: — Да если бы я собирался убить тебя, то сделал бы это ещё там, на холме. Ты и дернуться бы не успел в своём укрытии.
Джонс думал, думал и думал. Тысяча мыслей, тысячекратно решаемая одна и та же дилемма, и всё — меньше чем за секунду.
— Я хочу попробовать ещё раз, сэр! — выдохнул он наконец.
Дэвид аккуратно вернул курок на место и отложил револьвер.
— Ответ правильный, Джонс, — процедил он сквозь зубы.
— Я правильно поступил, — услышал он радостный шепот Джонса. — Правильно ответил! Я угадал!
Очень немного времени потребовалось им, чтобы вернуться на ждущий корабль, и там, плюнув на все планы, Дэвид немедленно отправился в Зал Сна. Привычно устроился в саркофаге, из которого бывало десятилетиями не выходил, сложил на груди руки, усилием воли начал вводить себя в состояние сна…
Уже отключаясь, он ещё раз вспомнил ликующий шёпот сопляка. «Нет, парень,
— подумал он, — ни хрена ты не угадал, да и поступил ты ни хрена не правильно. И заплатить тебе за это придётся сполна, потому что я тебя не простил».
С этой мыслью Дэвид Келлс уснул. Сон его был сном без видений, без чувств, без переживаний. Затем что?то легло на его правую руку, плотно, но не больно придавив её. Лёгкий укол в предплечье — и Дэвид начал приходить в себя. Сознание возвращалось непривычно быстро и потому несколько сумбурно. Открыв глаза, он увидел рядом с собой чем?то напуганного лейтенанта. За спиной офицера маячила тень магоробота?санитара, убиравшего в своё чрево инъекционный пистолет с опорожненной ампулой.
— План изменился, господин майор, — дрожащим голосом произнёс лейтенант.
В интонациях младшего по званию явно слышался не только испуг, но и благоговейный трепет перед более опытным сослуживцем, героем, живой легендой. Лейтенант отступил на шаг, давая Келлсу беспрепятственно потянуться, напрячь сухожилия и мышцы. Кровь хлынула по венам проснувшегося полноценным потоком, и почти мумифицировавшиеся мускулы быстро увеличились в объёме, заполнив внутреннее пространство нательного комбинезона. Машинальное движение — растопыренные пальцы редкой гребёнкой прошлись по волосам. Ещё мгновение назад сонные, глаза сфокусировались. Взгляд приобрёл осмысленность и индивидуальность, став взглядом охотника, следопыта, бойца. Чёрный, как ночь, взгляд. Глаза, казалось, принадлежали другому человеку — намного более старому, чем тот крепкий мужчина, что выходил сейчас из саркофага. Высоко поднятые скулы, орлиный нос, узкий подбородок, полные губы…