Если режиссёрам из «Ньюснет» удалось вывести из равновесия Таню, то они могли поставить себе высший балл за отлично сделанную работу. Умножив её чувства и эмоции на два, а то и на три, можно было представить реакцию обычного человека, того самого «среднего американца».
То, как отреагировала на трагическое сообщение страна, нельзя назвать иначе как общенациональной истерикой.
Разумеется, первые симптомы истерии были показаны телевидением немедленно по окончании повтора официального сообщения. На экране замелькали зарёванные лица родственников и друзей погибших, сжатые кулаки, рты, широко раскрытые в призыве к отмщению, — так реагировали на случившееся «люди на улицах».
Разумеется, тут же появились эксперты по «русскому вопросу» и узкие специалисты по «коварству русских». Люди в костюмах — политики и учёные — сокрушённо кивали головами и мрачно вздыхали, всем видом давая понять: «Мы ведь предупреждали, что этим кончится». Затем по экрану пронёсся табун газетных заголовков и фрагментов из выпусков новостей других компаний. Дикторы и ведущие в один голос выли: «Трагедия в космосе», «Русские — убийцы молодости и любви», мелькнуло и первое (видимо, пробное) высказывание из серии «Американцы требуют самого решительного ответа». Зазвонил телефон. Мягкий, деликатный звонок антикварного аппарата едва прорвался сквозь бурю тревожных и гневных голосов. Глубоко вздохнув, Таня Лоусон протянула руку к трубке — она ждала этого звонка.
— Инспектор Лоусон слушает.
— Таня! Какого чёрта ты ещё сидишь дома?! — Голос Гарри свидетельствовал, что генерал находится на грани паники.
— И тебе тоже доброго утра, Гарри, — съязвила Таня и, решив, что грубая манера разговора помо?ет ему вернуться к реальности и обрести способность мыслить, добавила: — Чёрт бы тебя побрал.
— Ты что, не слышала новостей? — прорычал Гарри. — Или твой телесаркофаг до сих пор греется?
— Я всё слышала, — спокойно ответила Таня. — Насколько можно понять, русские натворили что?то не то.
— Ты это называешь «что?то не то»? Подумай о том, чем это грозит всем нам. Это же кризис, ясно тебе? Того и гляди начнётся война!
«Спокойствие, только спокойствие, — сжав зубы, повторяла про себя Таня. — Не хочешь спать с Гарри — изволь расплачиваться за такую дерзость. А не забывай повторять Семьдесят Второе Правило матушки Лоусон для хороших девочек: «Нельзя говорить Гарри, что он — мудак, которому совершенно незачем соваться в твои дела».
— Я догадываюсь, что этот инцидент вызовет кризис, Гарри, — сообщила шефу Таня. — Как?никак, пассажирские корабли не каждый день сбивают.
? Так почему же ты до сих пор дома?
Таня усилием воли заставила себя отложить всплывший в мозгу список слишком ироничных и хамских ответов на этот вопрос. От них придётся воздержаться, если она не хочет потерять работу.
Собрав в кулак всю не выкипевшую до сих пор вежливость, Таня сказала:
— Через полчаса я буду в штабе, Гарри. Быстрее не получится.
На сей раз Гарри забеспокоился по другому поводу:
— Ты что, собираешься прилететь на своей дьявольской машинке? Не вздумай! А вдруг что?нибудь случится? Если она развалится прямо в воздухе? Вот просто так — возьмёт и развалится! Что тогда будет?
Таня хотела ответить, что в таком случае она скорее всего погибнет, а кризис будет развиваться своим чередом, но уже без неё. Межпланетная полиция расформирована не будет, Гарри не лишится ни звания, ни должности, да и Галактика, вероятнее всего, уцелеет.
Вслух же она сказала:
— По?другому не получится, Гарри. Если, конечно, ты не желаешь отложить нашу встречу до завтра, учитывая, что сейчас творится на улицах.
— Но ведь…
Таня перебила непосредственного начальника, одновременно переходя на строго официальные формулировки:
— В семь двадцать я прибуду в штаб, сэр. Вовремя, к началу смены. Как обычно, сэр. Извините, но я вынуждена прервать разговор, чтобы успеть к назначенному времени.
Таня энергично опустила трубку. Может быть, чересчур энергично, судя по жалобно пискнувшему телефону. Чёрт бы побрал этого Гарри!
Глава 6
Всё?таки, что ни говори, но само время слишком неповоротливо по сравнению с его работой.
Счёт идёт не на секунды и не на мгновения, а на вдохи и выдохи. Иногда это очень долгие вдохи и медлительные выдохи, но всегда готовые сорваться в бешеный галоп.
Два долгих?долгих вдоха и столько же выдохов отделяли его от доклада об «исполнении задания»! Ещё один вдох?выдох — и можно будет констатировать смерть подопечного. Затаи дыхание, скомандуй сам себе: «Пли!», а потом беги что есть сил, уворачиваясь и петляя под шквальным огнём противника.
Восемь, может быть, десять вдохов — и вот ты уже недосягаем для врага, и зажатое в пружину время можно отпустить на волю, погрузившись в мировой океан алкоголя. Упасть на самое дно, в глубочайшую впадину, промыть спиртным каждую извилину больного мозга…
Или сначала — отдых. Вычищенный, смазанный, маркированный новой татуировкой, он пролежит в восстановительной дремоте две, а то и три недели и уж затем окунётся в бесшабашное веселье, дебош и запой заслуженного отпуска.
Только после этого он, по раз и навсегда заведённому порядку, вернётся на базу в Форт Бэйраг, где его вновь ждёт сон, а вернее — Сон, тот, который даже произносить следует с особым смыслом: глубокий, беспробудный, похожий на смерть. Многомесячный, а то и многолетний сон это тоже часть его работы, замечательный способ обмануть время. Но прежде чем уснуть в ожидании нового задания, он возьмёт от жизни всё. Для начала — что ты скажешь о хорошей бараньей лопаточке под густым горячим соусом? С грибочками, лучком и поджаренной картошечкой, а? И русская водка… единственное, что русские делают хорошо, — это водка. Как обычно, яблочный пирог, а под конец — крепкий ароматный чёрный кофе… И тогда — ты просто кум королю, какое там — сам себе король, ребята, сам себе король!