В этот день река Рио?Гранде практически была отдана Дэвиду Келлсу в полную собственность. Он обладал исключительным правом беспрепятственного проезда по водной магистрали от штаба корпуса «Одиссей» до космопорта ЭльПасо и далее.
Те, кто находился в военных транспортных средствах, встречавшихся на его пути, получали срочные зашифрованные сообщения. Им предписывалось или беспрекословно оказывать Дэвиду любую требуемую помощь, или же незамедлительно убираться прочь с его дороги.
Несколько мгновений назад, когда Дэвид готовился покинуть штаб корпуса «Одиссей», отец Зорза решил в последний раз убедиться, что подчинённый правильно понял его приказ.
— Сын мой, ты не должен останавливаться ни перед чем, — напутствовал он Дэвида. — Не жалей ни усилий, ни затрат, не упускай ни единого шанса! Помни, цель оправдывает средства. Ты должен вернуться с головой Влада Прожогина или не возвращаться совсем!
В ответ Дэвид отточенным, ловким движением отдал честь, щёлкнул каблуками и отчеканил:
— Так точно, сэр!
Да, чёрт возьми, он мог служить живым олицетворением исполнительности, жёсткости и решительности — от подошв начищенных до блеска армейских ботинок до плоского чёрного берета на голове.
Но хотя всё существо Дэвида было нацелено на выполнение сверх ответственного приказа, он не мог избавиться от привкуса смутной горечи.
В голову его то и дело закрадывались предательские мысли.
«Какого дьявола они не оставят меня в покое? Когда наконец я смогу отдохнуть? Мало им, что я безвозвратно погубил свою душу? Мало я пролил крови? Нет, теперь они непременно хотят, чтобы я лишил жизни ещё и этого человека. Человека, который, сложись обстоятельства иначе, мог бы стать мне другом. Единственного человека, которого я бы не хотел убивать…
А Таня, как быть с Таней? Что она скажет, когда узнает, что снайперский выстрел, посланный из моего оружия, разнёс Влада на куски?»
Стоило Дэвиду вспомнить о Тане, как его отлично тренированное сердце вышло из?под контроля и судорожно заколотилось под рёбрами, точно пойманная птица. Дэвид прожил долгую жизнь, бесконечно долгую. И ни разу, пока года тянулись однообразной холодной вереницей, он не знал, что это такое — любовь. Но вот сейчас ему наконец удалось полюбить. Он не устоял против женщины. И теперь ему необходимо вырваться из плена этого самого человеческого из всех чувств.
«Не раскисай, Келлс, — приказал он себе. — Выбрось бредни из головы. Конечно, приятель, ты человек, и, как выяснилось, ничто человеческое тебе не чуждо. Хотя, впрочем, кто сказал, что ты принадлежишь к мягкому племени гуманоидов? Нет, старина Келлс сделан из более прочного материала. Думаю, оружейная сталь подойдёт лучше всего».
И, мысленно одёрнув себя, Дэвид прибегнул к давно испытанному средству. Он привычно отгородился от тревожных вопросов непробиваемой стеной ненависти — самой надежной защитой, которая верно служила ему на протяжении тысячи лет. И сразу в крови закипели злые соки, наполнявшие его желанием расквитаться с врагом, желанием убивать. Нервы натянулись, как тетива древнего лука. Перед глазами стоял багровый туман.
Кто?кто, а Дэвид Келлс умеет приводить себя в боевую готовность! Теперь он сам хотел любой ценой прикончить русского сукиного сына! Он сделает это, можете не сомневаться! Одним снайперским выстрелом выбьет сердце из проклятой русской груди.
Как следует накачав себя энергией агрессии, Дэвид снова принялся обдумывать задание, которое ему предстояло выполнить.
Он понял, что загадочные слова отца Зорзы, которые первоначально привели его в полное недоумение, на самом деле были вовсе не лишены смысла. Как же он выразился, этот хитроумный иезуит? Ах да… Теперь Дэвид вспомнил всё, вплоть до мельчайших подробностей. Он в очередной раз прокрутил в голове всю сцену, от начала до конца. Итак, отец Зорза восседал напротив него, придав своему лицу торжественное и печальное выражение…
— В древние времена, сын мой, существовал мудрый обычай, — веско и многозначительно произнёс священник. — Порой, когда между двумя королевствами вспыхивала вражда, каждая из воюющих сторон выбирала среди своих рыцарей самого отважного, самого доблестного, самого сильного. Эти два рыцаря должны были вступить в смертный поединок. Они в одиночку выходили на поле боя, но за плечами каждый нёс тяжкий груз — надежды и чаяния народа, который послал его на битву. Рыцари сходились друг с другом, и никто не смел вмешаться в поединок. Один воин погибал, другой выходил победителем. И его страна считалась победительницей в войне.
— То есть, святой отец, вы хотите сказать, что, убив Прожогина, я положу конец войне? — уточнил Дэвид. — Америка будет победительницей, а Россия добровольно сложит оружие?
Губы отца Зорзы тронула едва заметная улыбка.
— Всё не так просто, Дэвид, — сказал он. — Но, убив его, ты сослужишь великую службу делу нашей победы. Подумай только, сын мой, в каком свете подадут ваш поединок теле- и радиокомментаторы. Они наверняка представят его как противостояние двух величайших воинов обеих держав.
Подумай только, сын мой, в каком свете подадут ваш поединок теле- и радиокомментаторы. Они наверняка представят его как противостояние двух величайших воинов обеих держав. И исход поединка раз и навсегда покажет, за кем из двух воюющих сторон стоит правда и помощь господа.
— Святой отец, наверняка русские в этом деле рассчитывают на Влада точно так же, как вы — на меня, — заметил Дэвид. — Они тоже надеются, что он принесёт им победу.