— Бывает, отчего же, — с задумчивым и грустным лицом согласился Флиссак. — Быть может, следует переписать кассету и оставить вам копию?
— Благодарю за щедрый жест, но — бесполезно.
— Не хочу лгать, мадемуазель Дария, возможно, мои наниматели решат, что эту кассету не стоит предавать гласности. Обычно такие дела решаются за закрытыми дверями — смотря который из вариантов предпочтительнее…
— А мне ничем не поможет, если ее прокрутят все ваши телестудии, — сказала Даша. — Не будет же ваш президент просить за меня нашего? И у вас, и у нас и не такое писали — без всяких последствий. Эта кассета меня только в омут потянет… Возьмут и пришьют шпионаж. Вы же не приедете в мою пользу свидетельствовать?
— Не приеду, — согласился Флиссак. — А ваше начальство окончательно устранилось?
— Не то чтобы… — сказала Даша. — Они в таком положении, когда, продолжая меня защищать, рискнут предстать круглыми идиотами. Вас эта пленка устраивает только потому, что за вами — Корпорация… А за нами нет никого. Крутимся, как…
— И все же я не верю, что вы сломались.
— А кто вам сказал, что я сломалась? — фыркнула Даша. — Может, когда-нибудь потом… А пока — подожду. Я на свободе, или где?
— Куда мы едем?
— На тот берег. На станцию «Енисей». Через полчасика пройдет электричка на Семиреченск. Вряд ли вас станут объявлять в розыск, но все равно держитесь осторожнее… В этой одежде и с вашим знанием языка подозрений не вызовете. А может, у вас тоже есть в запасе и российский паспорт? На имя какого-нибудь Сидорова?
Флиссак неподражаемо пожал плечами, вежливо улыбнулся и промолчал.
— Ладно, это ваши заморочки, — продолжила Даша. — В общем, три с лишним часа — и вы уже за пределами Шантарской губернии. В Семиреченске садитесь на первый же поезд западного направления и дуйте до Москвы…
— Мне нужно всего лишь добраться до Новосибирска, — признался Флиссак. — Там в консульстве есть человек… Если я приду без висящей на хвосте погони и с добычей — он поможет. Кассета уйдет через него.
— Ну, ваши проблемы. Черт вас знает, может, вы и не промышленный шпион, а… Все равно, не мое дело. Уматывайте. Потенциальным покойником меньше. Главное, я эту сволочную братию прижала…
— Вы удивительная женщина, мадемуазель Дария, — сказал Флиссак. — Я понимаю Дюруа… Должен вас огорчить, я чисто промышленный шпион.
— Я понимаю Дюруа… Должен вас огорчить, я чисто промышленный шпион. Если бы все зависело от меня… Но я вам даю слово француза: буду драться, как лев, за шумный вариант финала…
— А говорите, в Европе романтики перевелись, — фыркнула Даша.
— Это не романтика, — серьезно сказал Флиссак. — Я получу много денег, и моя репутация укрепится. Без вас этого могло бы и не быть.
— Эх вы, все опошлили… — засмеялась она.
…В ожидании электрички говорить оказалось не о чем. Оба прекрасно понимали, что другому хочется как можно быстрее рвануть прочь, завершать дело. Сидели в машине и молчали. Потом вдали показалась ярко освещенная змея электрички и Даша распахнула дверцу.
Кроме них, на платформе почти никого и не было — две бабки и поддавший мужик с болонкой под мышкой. Электричка остановилась, скрежеща.
— Привет комиссару, — успела сказать Даша. — Бон вояж…
Флиссак вдруг наклонился, поцеловал ее в щеку и быстро вошел в тамбур.
Даша видела, как он ловко, словно коренной шантарец, проталкивается меж людьми и скамейками. Успел еще обернуться, поискал ее взглядом. Нашел. Печально улыбнулся с тем же галльским изяществом. Даша отдала честь на французский манер, электричка скрежетнула и унеслась, свистя, лязгая, погромыхивая.
Даша осталась одна на щербатой бетонной платформе. Мужик с болонкой, как оказалось, встречал жену — каковая тут же сгребла его и потащила к эстакаде, громко удивляясь, где он при отсутствии денег успел нажраться. Бессвязные оправдания утихли вдали.
Некогда было предаваться философским мечтаниям, равно как и унынию.
Она доехала до Дзержинского райотдела, куда еще определенно не дошли сплетни о ее неприятностях с прокуратурой и отстранении, поговорила со знакомыми розыскниками и получила в полное распоряжение комнатушку с телефоном.
Позвонила Глебу, мельком упомянула о сегодняшней битве с превосходящими силами противника. Когда он попытался выразить сочувствие, бесцеремонно послала к черту, велела немедленно вставить в диктофон новые батарейки, проверить аппаратик и положить на него трубку. Потом минут двадцать кратко и логично излагала всю историю — с именами, датами, необходимыми подробностями и своими выводами. В заключение сказала, не слушая его комментариев:
— Если я завтра утром не позвоню, делай с этим, что хочешь…
Эпилог
Танцуют все!
Даже в сумерках Дом выглядел так красиво, ново и свежо, что в нем, казалось, должны были обитать исключительно добрые и хорошие люди. Светились почти все высоченные окна, на всех трех этажах. Со второго доносились тихие звуки пианино (увы, Даша была не настолько музыкальна, чтобы опознать мелодию), и по двору, огороженному трехметровым, наверное, ажурным металлическим забором, самозабвенно носился, мотая ушами, темно-рыжий сеттер. Среди окрестных панельных девятиэтажек и пятиэтажных «хрущевок» из рыжего кирпича Дом казался случайным марсианским кораблем.