— Но я же такими делами никогда не занималась, — сказала Даша чуть растерянно. — А те, кто брал обоих автоматчиков… Они-то что говорят насчет внешнего облика?
— Бритые наголо с омерзительными мордами — вот и все впечатления. Кто мог предвидеть… Вообще-то, чеченец — это необязательно горбоносый субъект.
Вы Усмана Имаева по телевизору видели? Носик у него скорее горбачевский, право слово.
— А может, Меченый и был замаскированным чеченом? — ухмыльнулась Даша.
Он не принял шутки, смотрел устало и серьезно:
— Словом, по многим позициям полная неопределенность. Что до текста заявления — эксперты категорически заявляют, что оно написано человеком, для которого русский язык родной. И напечатано на машинке вполне грамотно.
— Ну, это ж еще ничего не доказывает, — сказала Даша. — В конце-то концов, эта сучня, Ковалев с Новодворской — без капли кавказской крови…
— Дарья Андреевна, такой лексикон… — усмехнулся Шугуров. — Вы не за Жириновского ли голосуете?
— А пошли они… — сказала Даша твердо. — У меня в Чечне погибли трое знакомых, отличные были ребята. Или вы настолько уж повернулись на сто восемьдесят градусов, что эту быдлу, которую раньше в психушки запихивали, теперь медалями будете награждать?
— Ох, давайте останемся вне политики, как нам властями и предписано…
— Я просто хотела уточнить, что, по моему непрофессиональному мнению, ничего нет удивительного в том, что обращение составлено или написано братом-славянином…
— Спасибо, я так и понял. Я и сам того же мнения… Дарья Андреевна, вы же занимались телестудией, как мне известно. Не может у вас оказаться каких-то наработок, ускользнувших от нашего экспресс-расследования?
Даша недвусмысленно пожала плечами:
— Собственно говоря, нельзя сказать, что я ими в полном смысле этого слова «занималась». Я же вела три убийства — сексуального маньяка. Вот и пришлось наводить на студии справки. Вдобавок один из тамошних работничков оказался замешан в сатанистские забавы…
— Понятно. И все же, есть у вас какая-то точка зрения?
«Неужели вы без меня, грешной, разобраться не можете?» — так и подмывало Дашу ляпнуть, но она, разумеется, промолчала. До сих пор решительно не понимала, зачем эти вежливые наследнички Комитета Глубинного Бурения ее сюда притащили и довольно щедро делятся тайнами следствия, пичкая к тому же дефицитными сластями. Прежде за ними не водилось обычая держать душу нараспашку перед рядовым, будем самокритичны, ментом. Не могут же они всерьез верить, будто Даша нащупала нечто такое, что от них ускользнуло? Конечно, нынче им далеко до прежнего всепроникающего веданья , но только сирый интеллигент в нечесаной бороде поверил бы, что устроенный Даше прием — плод демократических реформ. Контрразведка есть контрразведка. Волчище никогда не научится лизать клубничное варенье. В чем же тут игра?
— Моя точка зрения… — задумчиво сказала она. — Идиотство какое-то. Выгода ничтожнейшая — где-то во глубине сибирских руд прочирикали по телевидению их манифест… Басаев хотя бы перед камерами позировал и речи толкал, а эти ни разу не заикнулись о журналистах…
— Ну, я не стал бы отзываться так уничижительно… Вы «Время» утром не смотрели? Резонанс мощный. Да и в Шантарске у ваших служб теперь полные руки работы — черных все еще поколачивают.
— Я же говорю — какой из меня специалист? — сказала она. — Но все равно, мне эта затея представляется довольно даже идиотской.
— А может быть, загадочной?
— Вы про пистолет?
— И про пистолет.
И про взрыв. Мне кажется, не нужно быть специалистом по терроризму и взрывчатке, чтобы понять, хотя мысль эта для всех нас весьма неприглядна и угнетающа, но только свой мог включить дистанционное управление.
— А оно было?
— Было, было. В фургончике, где сидели радиоэлектроники, аппаратура зафиксировала характерный сигнал. Есть пленка, специалисты высказываются однозначно. Внутри оцепления были только свои. Ваш спецназ, наш, армейский, оперативники всех ведомств. Француз ваш, кстати, находился уже за второй линией и был все это время на глазах…
— А вы уверены, что из квартир вывели абсолютно всех?
— Не уверен. Мог остаться кто-то и кроме тех, что оказались блокированы в подъезде рядом с телестудией и над ней. И мог, теоретически рассуждая, подать радиосигнал на подрыв. Но, Дарья Андреевна! — он поднял палец. — Заложить мину под автозак мог исключительно свой. Вряд ли машина прибыла уже заминированной. Их там было четыре, «магнитку» просто обязаны были пришлепнуть под кузов в последний момент, когда решили однозначно, которую именно машину выдвинуть к двери студии… Вашу машину, кстати, из казарм внутренних войск, что на Лобачевского.
Даша мгновенно ощетинилась, инстинктивно, как кошка при появлении собаки:
— Вы же сами только что сказали, что заминированной она приехать не могла…
— Я просто уточнил, чья была машина… Как ни грустно, однако прилепить «магнитку», не привлекая ничьего внимания, оказалось просто. Вы же понимаете — внутри кольца только свои, никто и не подозревает о таком повороте, никто не обратит внимания на человека, вдруг зачем-то заглянувшего под кузов. Девять десятых из тех, кто там присутствовал, были в глухих капюшонах, у одних групп имелось снаряжение, в жизни не виданное другими, и наоборот. Сейчас идет интенсивнейший опрос — вас, кстати, когда выйдете с больничного, тоже непременно обяжут рапортом, но я на него не возлагаю ни малейших надежд. Все заслонила нетипичная для Шантарска ситуация, если хотите, магическое слово — «чеченские террористы».