Соплюшка наконец смоталась. Даша кинула жетончик, сняла трубку и, набрав номер, нарочито громко спросила:
— Уголовный розыск?
Сына синих гор как ветром сдуло.
— Дарья? — спросил Воловиков напряженным, зажатым голосом. — Ты где?
— Говорю, на улице.
— Что у тебя на Королева случилось? Мне телефон обрывают, приезжал Ивакин из областной инспекции по кадрам, только что сплавил…
— Что он говорит?
— Даша, у тебя все в порядке?
— Что он говорит? — настойчиво повторила Даша. — У меня мало времени…
— Туда еще с утра звонили из психушки, просили проследить, чтобы ты пришла на обследование. Говорят, на тебя лежит во-от такое досье… А потом приехал Ивакин и рассказал, что ты бросалась на психиатров с пистолетом. Запросили по радио машину, Федя твой говорит, что ты пошла в дом к какой-то знакомой и сказала, что через полчасика вернешься, а номера квартиры он не знает, помнит только, что это на втором этаже, ты, мол, мимоходом упоминала…
«Молодец парень», — подумала Даша и спросила:
— Так какие итоги?
— Итоги… Ты-то как?
— Я нормальная, — сказала Даша. — И ни на кого я с пушкой не кидалась. Это наш друг пакостит… понимаете?
— С разноцветной растительностью?
— Ага.
— Ты, правда, в порядке?
— В полном, — сказала Даша, оглядываясь.
По перекрестку проехал длиннющий, серебристый с черным автомобиль вроде «роллс-ройса». Даша сначала не поняла, где в нем нелепость, и тут же догадалась: длины в нем было метров десять, и вышиной — с «КамАЗ»…
Большой палец левой руки дергался помимо ее воли.
— Дарья, ты в порядке?
— Ну, вообще-то…
— Мне тут рассказали про вчерашнее…
— Слушайте внимательно, — сказала Даша. — Не знаю, сколько у меня времени. Тут и в самом деле имеют место определенные глюки, но я держусь… Не перебивайте! Это наркотик, какой-то наркотик, нет сомнений, очень уж все яркое, химические такие оттенки… Я держусь, я в сознании, понимаю пока, что это мне мерещится… Они меня подловили. Не знаю как, но ухитрились подловить.
— Даша…
— Молчите вы! Я тут попытаюсь что-нибудь изобрести, а вы должны действовать. Нужна какая-то независимая экспертиза, может, поговорить с Ларичевым, уж в нем-то я уверена…
— Поезжай сюда немедленно.
— Нет, — сказала Даша. — Не рискну.
— Ты что, охренела? — Он опомнился и резко сбросил тон: — Даш, ну мне-то ты веришь?
— Верю пока, — сказала она безнадежно. — Организуйте что-нибудь этакое… Они же меня топят в двух шагах от финала! Я уже начинаю нащупывать финал, хоть концы и не сходятся… Этот гад, двухцветный, меня топит…
— Езжай сюда. Я тебя так просто не отдам.
— Как только что-нибудь придумаете.
— Да придумаем, сообразим… Что? — его голос отдалился. — Скажите, сейчас приду. Даша, к Дрыну приехали…
— Вот видите, — сказала она. — Шевелитесь. Я еще позвоню…
Ударила пальцем по рычажку, кинула еще жетончик и стала накручивать номер Глеба, молясь в душе неведомо каким богам: только бы он был дома, только бы…
— Слушаю.
— Глеб, это я, — сказала она, вновь ощущая волны тепла, прокатывавшиеся по телу. — Ты никуда не уходишь?
— Да нет пока. Что стряслось?
— Потом расскажу. У тебя есть какие-нибудь знакомые психиатры? Только надежные, чтобы без дурацких вопросов помогли? Врачи, в общем?
— Поискать — так найдем… А кого нужно загнать в психушку?
— Скорее наоборот… — сказала Даша. — Глеб, дела хреновые. Мне чего-то подсыпали. Глюки пошли.
— Ты серьезно?
— Серьезней не бывает.
— Ты где? Сейчас хватаю тачку и еду.
— Нет, — сказала Даша. — Я сама приеду (не говорить же, что ей стало страшно оставаться на улице). Слушай, сделай, что можешь, но раздобудь мне надежного спеца, вдруг начнется быстрей, чем я рассчитываю… Хорошего снотворного бы, чтоб срубить моментально… Я к тебе еду, понимаешь? (Показалось, что в трубке зазвонили колокола и раздалось странное фырканье.) Слышишь?
— Слышу. Ты ко мне едешь… Даша, правда, мне не стоит самому лететь?
— Ищи врача, — сказала Даша.
Ты ко мне едешь… Даша, правда, мне не стоит самому лететь?
— Ищи врача, — сказала Даша. — Я приеду…
Повесила трубку, оглянулась и быстро направилась к автобусной остановке. Замотала головой, заморгала — показалось, черные цифры маршрутов на белых табличках дергаются, прыгают, извиваются.
— Это тридцать седьмой? — спросила она для надежности, когда, тяжело фыркая и воняя гарью, подплыл желтый «Икарус».
— Тридцать седьмой, — кивнула старушка.
Даша ввинтилась в спрессованную толпу. Приходилось одной рукой непрестанно прижимать кобуру — в нашем общественном транспорте трудновато ездить что с подмышечной, что с поясной, того и гляди, оторвут. Иные недовольно косились, не понимая, что это такое твердое вдруг вмялось под ребро.
Пот лил градом, хотя в автобусе было довольно прохладно. В глаза прямо-таки затекали струйки, косметика, должно быть, пришла в жуткое состояние.
— Что у тебя там, кирпич, что ли? — разинул рот плотный дедок с лицом профессионального автобусного скандалиста.
— Печень алкоголика, — сказала Даша, не глядя.
Все не так скверно, отметила она какой-то совершенно трезвой и хладнокровной частичкой сознания — окружающее, в общем, воспринимается, голова работает…
Дедок, напав на золотую жилу, забухтел что-то насчет жуткой современной молодежи и персонально о разухабистых красотках, не уважающих старших, предавших идеалы, нажравшихся с утра да еще запихнувших в карман бутылку про запас…