— Грустно, — сказала Даша. — Может, тут политика?
— Тогда нам тем более не стоит напрягать нервные клетки. Своих забот мало? Пусть все эти внешние разведки и прочие фапси-мапси хлебушко отрабатывают…
— И никого, значит, из приданных от нас еще не открепили?
— Нет, пока не зачистим шероховатости. Только зачищать-то придется со дня на день. Выйдешь с больничного — все оформим и сдадим Чегодаеву. Итоги у нас получатся не бог весть какие эффектные. Двое пойдут за совращение малолетних, один — за хранение наркоты. Фарафонтова из-под суда выводим, будет пахать дятлом. И меня такой улов ничуть не огорчает — потому что от нас ничего эффектного и не требуют. Спустят на тормозах. Пожидаева ты ведь сама решила помиловать? Шеф хочет его с Кравченко тоже обязать сотрудничеством. А насчет дачных развлечений… Решено считать, что обстрелян был из ночной темноты пьяный пикничок . Сечешь? Лесбо-сатанистка Хрумкина со своими интеллигентами все старые связи подключила. Ватагин ворчит, но переть на рожон не хочет. В нынешней предвыборной возне не хочет кое-кто давать лишний козырь против заслуженных демократов со стажем. А мне, откровенно говоря, все равно. Шеф прав, возни меньше. А еще, Даш, он прав в том, что у Вени Житенева были все основания пускать пулю в башку.
А еще, Даш, он прав в том, что у Вени Житенева были все основания пускать пулю в башку. Останься он в живых, пошел бы паровозиком по трем, как минимум, делам — как хозяин малины, организатор и вдохновитель. И закатали бы его надежно и однозначно.
— Если он — настоящий Мастер…
— А другого я, Даша, что-то не вижу, уж извини…
— И ни во что потаенное не веришь?
— Если оно и есть, это либо мелочи не по нашему профилю, либо возня частных служб, а к ним не всегда и подберешься. И на свет их игры частенько не всплывают вовсе. А если тут большая политика — тем более. Правда, как голову ни ломаю, не могу придумать, что за большая политика в Шантарске может завязаться. Вроде бы все поделено и застолблено, и мы худо-бедно узнаем, если кто-то начинает топтать чужие грядки.
— Вот ведь гадство, — сказала Даша, доставая из шкафчика нераспечатанную пачку чая. — Я могу набрести на них нос к носу, но — не заметить. Сделать бы что-то такое, отчего они тут же зашевелятся…
Толя отвел взгляд, ставший крайне скептическим.
Глава вторая
Танец с саблями
Говоря по правде, нежданный больничный Дашу ничуть не тяготил — все равно она не представляла, в каком направлении двигаться, чтобы хоть на шаг подойти к потаенному , определить хотя бы, существует ли и впрямь «секретный ящичек». Вся ее уверенность понемногу испарилась — и после уничтожающих реплик шефа, профессионально выверенных ударов по слабым местам, и после собственных бесплодных раздумий. Всю громаду фактов, показаний и событий надлежало переместить на иную точку опоры — а ее-то Даша и не видела.
От безнадежности она убила целый день на то, чтобы хоть немного вникнуть в политическую жизнь Шантарска, которой раньше, как подавляющее большинство ментов, попросту не замечала, пропуская мимо сознания. Накупила газет, вдумчиво просмотрела кучу передач по местным телеканалам — и голова пошла кругом.
Даша сомневалась даже, можно ли назвать это политической жизнью. Горластая орава кандидатов привычно и лихо обещала столько, что на мало-мальски честное выполнение хотя бы половины посулов пришлось бы потратить весь золотой запас США и вдобавок безжалостно потрясти швейцарские закрома, послав туда суровых комиссаров с наганами. Что до выполнения обещаний предыдущих, о них либо стыдливо умалчивали, либо простодушно объясняли происками засевших повсюду врагов. Демократам мешали партократы, коммунистам — мировая буржуазия, национал-патриотам — жиды и масоны, центристам — радикалы, радикалам — центристы, и даже партии любителей кошек, тоже вознамерившейся провести кандидата в Государственную Думу нового розлива, как выяснилось, мешали собачники, распустившие злонамеренный слух, будто употребление «Вискаса» вызывает импотенцию и рак — как у мурлык, так и у их хозяев. Всем постоянно кто-то мешал, а виноватых, как водится, не находилось. Параллельно по всем азимутам нагнеталась самая крутая истерика. Все несчастья, случившиеся с видными активистами предвыборного бомонда, с ходу объяснялись происками врагов и конкурентов. Известный социал-демократ, в совершенно непотребном виде шлявшийся по проспекту Авиаторов с незарегистрированной газовой пушкой за поясом, наутро после освобождения из вытрезвителя винил во всем неких анонимных политических противников, хотя в детали совершенно не вдавался. Либеральный социалист, захиревший с приходом рыночных отношений писатель Старохамцев (носивший кличку «сорок девятый» по регулярно занимаемому им на выборах в областной парламент месту), заявил в интервью «Бульварному листку», что был прежестоко бит шантарскими чернорубашечниками — однако газетка иного политического направления прозрачно намекала, что некий труженик пера намедни в пьяном состоянии погладил пониже спины в троллейбусе смазливую студенточку и был тут же отколошмачен ее кавалером.