— Ценное наблюдение, — фыркнула Даша. — Вы еще не заметили, что в наших краях есть милая привычка нарушать законы? Насколько я помню, и у вас во Франции есть такая народная традиция, не зря же у Ги Дюруа голова седая? Так что не будем все списывать на нашу сибирскую дикость. — Она отвела пистолет от головы Марзукова и по неистребимой привычке вместо подоконника уселась на край стола. — Давно развлекаетесь?
— Больше года, — убито сказал Марзуков.
— Процентик-то капал приличный?
— Москалец с Агеевым грабастали львиную долю. А я все тратил на Юльку. У нее запросы выше Останкинской телебашни…
Даша оглянулась на стол, где в рамочке стояла цветная фотография белокурой очаровашки:
— А я слышала, она сетует на папочку, не умеющего жить…
— Потому что он все перегоняет за бугор.
Черт его знает, что там получится с будущим президентом. Вернее, не перегоняет, ему оттуда же перечисляют…
— Германцы?
— Знаете уже?
— Знаем, — сказала Даша. — Вы в связи с этим никого, милок, заложить не хотите? Самое время.
— Это фон Бреве. Хотя никакой он не фон, и имя какое-то другое, Терминатор однажды обмолвился…
— От немца и получали кассеты?
— Конечно. Они там, у себя, заряжали… А все остальное они разрабатывали втроем — фон Бреве, Москалец и Агеев. Районы компактного сосредоточения мелких акционеров, персоналии крупных.
— А вас на эти военные советы так-таки и не приглашали?
— Приглашали, — нехотя сознался Марзуков. — Но мое дело — насквозь подчиненное. Мне просто говорили, где следует устроить кабельное, даже репертуар фильмов сплошь и рядом они утверждали. Москалец улаживал все с лицензиями и инстанциями — у нас же чиновнички дерут с живого и с мертвого, семь потов прольешь и мешок денег раздашь, если обычным путем… От меня ничего не зависело! Почти что ничего, понимаете?
— Понимаю, — сказала Даша. — Ягненочек среди волков.
— Легко вам издеваться… Думаете, мне самому такое пришло бы в голову?
— Да нет, — сказала Даша, внимательно обозрев его. — Тебе бы не пришло…
— Дела на студии шли из рук вон плохо, другие перехватывали постоянно почти всю рекламу, Юлька от безденежья на стену лезла, кричала, что обязательно разведется. Мне даже стало казаться, что у нее кто-то появился… Хоть в петлю лезь! И тут, когда Юльки дома не было, навещает меня тесть с коньяком. Начинает ходить вокруг да около на мягких лапках. Сначала дальше намеков и не продвинулись…
— А потом ты недвусмысленно дал понять, что готов продать душу дьяволу за звонкую монету?
— Я сказал, что уголовщиной заниматься не буду, но если подвернется что-то чистое, готов…
— Ну да, это не уголовщина, — сказала Даша. — Игра в чику.
— Но ведь это, если вдумчиво разобраться, совершенно безобидно. Вроде МММ. Мавроди не возвращал деньги, а мы за акции расплачивались честно…
— Ну знаешь, еще немного — и я тебе брошусь на шею, рыдать буду от умиления, — сказала Даша. — Экий ты у нас двигатель прогресса… А как насчет всей карусели с кровью и убийствами?
— Это уже Агеев. Я в жизни пальцем никого не тронул…
— Кто убил Сомова?
— Не знаю… Агеев.
— За что?
— Не знаю.
— Почему же тогда знаешь, кто убил?
— Да что вы меня подлавливаете?
— Что-то ты осмелел, дружок, — сказала Даша, поигрывая пистолетом в опасной близости от его лица, вновь побелевшего, как полотно. — Лапшу мне вешать начал… Ну?
— Сомов случайно обнаружил содержимое. К о д. Двадцать пятый кадр. Начал мне намекать, а потом прямо потребовал взять в долю. Я рассказал Агееву…
— За чарочкой словами перебросились? А зачем положили москвичей? У вас ведь с юридической точки зрения все было чисто, права на «Сатанинскую гавань» куплены законно.
К о д. Двадцать пятый кадр. Начал мне намекать, а потом прямо потребовал взять в долю. Я рассказал Агееву…
— За чарочкой словами перебросились? А зачем положили москвичей? У вас ведь с юридической точки зрения все было чисто, права на «Сатанинскую гавань» куплены законно. Чего было бояться?
— Агеев вдруг решил… То есть, я так подозреваю. Некому больше. Меня же не было в Шантарске! Я в Германию летал… за кассетами.
— «Баранов» — это Агеев?
— Агеев.
— А Ольминскую зачем понадобилось убивать?
— Не знаю…
«Врет, — решила Даша. — Не из одного страха потеет, как белый медведь в Африке. И глазки неспроста бегают…»
— Хорошо, а Житенева кто убрал?
— Он же застрелился из Ольгиного «Макара». До «белки» допился, с Сатаной заигрался, ну и…
— А эти так называемые террористы? Случайно они хлопнули, помимо охранника, тех двух? Или тут была своя цель?
— Меня же не было на студии…
Даша ласково спросила:
— Кысик, вот ты кого больше сейчас боишься — меня или Агеева?
«Пожалуй, все-таки Агеева, — ответила она сама себе. — Мы с французом — зло внезапное, новое, мимолетное, а Терминатор, Агеев в жутком ореоле всех смертей — зло устоявшееся, знакомое, свое , насквозь изученное и оттого заслоняющее все прочие угрозы, даже пистолет под носом. Мы пока что грозим словесно, а Терминатор положил кучу народу…»
— Вас…
— Что же ты виляешь, тварь?
Марзуков, собрав, должно быть, всю свою решимость, глянул ей в глаза:
— Если уж пошли такие пляски, пусть каждый отвечает сам за себя. Вы ж, как я понимаю, сейчас не на государство работаете, а на мусью? Давайте полюбовно? Я про убийства ничего не знаю. Это Виталька Агеев. Самый настоящий Терминатор. Будет шагать с улыбочкой и резать с улыбочкой. У меня давно подозрение — ему нравится . Вы ведь вышли на усачевскую фирму…