Даше показалось, что его слова отдаются в ближайшем углу каким-то чересчур уж громким эхом. Генерал обернулся:
— Контиевский, ты что, заснул? Отключи музыку, она уже пять минут как здесь торчит… Майор, сними с нее липучки, тебе сподручнее. Пошли, Трофимыч, полюбуемся.
И вышел в сопровождении второго. Рации деловито орали. Оставшийся возле них третий, в камуфляже без всяких эмблем и погон, поименованный майором, обернулся к Даше и сказал:
— Молодец, Рыжая.
Это был Глебов брат-близнец, двойник — если случаются чудеса. Но поскольку чудес в Шантарске до сих пор не бывало, несмотря на все пророчества экстрасенсов и контактеров, это все-таки был не двойник, а сам Глеб. Даша понапрасну решила, будто уже не способна удивляться, — язык форменным образом отнялся.
Глеб легонько повернул ее, взяв за плечи, поставил под ближайшую лампу, внимательно оглядел пуховик, словно, вспоминая что-то, извлек из нагрудного кармана пинцет и крохотный пластиковый пакетик. Уверенно снял пинцетом нечто невидимое — с рукава, с левого плеча, со второго рукава. Поднял пакетик на уровень Дашиных глаз — там виднелись три полупрозрачных соринки. Подмигнул:
— А ты с диктофоном маялась…
— Глушилки… — выговорила она.
— Глушилки давят запись. А здесь были хитрые микрофоны, для которых нужны совсем другие глушилки…
Взял ее за плечи и повел к скамейке, на ходу повелительно кивнув часовому. Тот подхватил автомат и выскочил наружу. Глеб усадил ее, сел рядом и заглянул в глаза, вполне беззаботно улыбаясь.
— Скотина, — сказала Даша устало и зло.
Тот подхватил автомат и выскочил наружу. Глеб усадил ее, сел рядом и заглянул в глаза, вполне беззаботно улыбаясь.
— Скотина, — сказала Даша устало и зло.
Глеб приподнял ее голову, взяв за подбородок, но Даша упорно отворачивалась.
— Глупо, Дашка, — сказал он наигранно бодро. — Думаешь, когда я с тобой знакомился на остановке, знал, кто ты такая? Не веришь?
Отвернувшись, она сказала:
— Верю. Только было еще и «потом». Бог ты мой, как талантливо играл, скотина… Как вы меня сделали… Профи, что тут скажешь. Кассетку «кодированную» мне невзначай показал, на Казмину наводил с ее «Кроун-инвестом», француза случайно разоблачил…
— Самое смешное, что француза я и в самом деле расколол случайно. Благодаря его поддельным романчикам. Занимайся я в свое время другим иностранным языком, он бы еще несколько дней гулял нераскушенным…
— «Шохин» был ваш?
— Наш, — кивнул Глеб. — Способный парнишка, правда?
— И Шохина без кавычек — ваша подставка?
— Ага. «Клуб юных дятлов». Потом пришлось подвести к тебе якобы двоюродного братца — я ж больше всего боялся, что ты уйдешь в сторону, увлечешься сатанистами, а второй план и прохлопаешь…
— А вот это уже дает пищу для ума, — сказала Даша. — Такие заявления подразумевают, что вы были в курсе дела практически с самого начала…
— Дашенька, ты умница. Я тобой горжусь. П о ч — т и с самого начала. Присматривали за тобой ласково и ненавязчиво, направляя на верную дорожку…
— И донаправлялись до того, что стреляли в меня на Энгельса? Боевыми?
Он оглянулся на радистов, понизил голос:
— Даш, что за фантазии…
— Меня уже столько раз упрекали за «мои фантазии», что начинаю думать, будто совершенно фантазии лишена… На Энгельса в меня палили ваши, некому другому, Глебчик… Я вам, по большому счету, за этот спектакль должна быть только благодарна — мое начальство после того «покушения» встало на уши и стало мне крепче верить, и Фрол затанцевал, поторопился внести кое-какую ясность… Верю, что у вас там были призовые стрелки, которым дали строжайший приказ нас с Федей и не поцарапать… Ну, а если бы шальным рикошетом все же прилетело безвинному прохожему? Лихие вы мальчики…
— Жизнь заставила, — сказал Глеб, на миг отведя глаза. Достал из набедренного кармана вязаный капюшон, натянул, скрыв лицо. — Извини, я на минутку. Сиди и не выходи.
Он выпрыгнул наружу и размашисто зашагал к калитке. Даша видела со своего места, что во двор кого-то вывели, плотно окружив, стискивая боками. Донесся хриплый, нечеловеческий хохот. А следом вынесли что-то длинное, укутанное в кусок материи. Похоже, и Дарий Петрович сделал свой выбор…
Даша хотела выйти, но давешний автоматчик моментально оказался у дверцы, преградил дорогу, глядя с нагловатым любопытством:
— Вас просили оставаться здесь…
И она осталась сидеть, словно пленная. Дымила, но никто не препятствовал. Дико хохотавшего человека, невидимого за сгрудившимися фигурами, затолкнули в «рафик», попрыгали следом, и машина отъехала, почти неотличимое от волчьего завыванье утихло вдали.
Вернулся Глеб — Даша узнала его по походке, — упруго взмыл в автобус, сел, сдернул капюшон и покачал головой:
— Капут Дарию.
— Агеев его? — вяло спросила Даша.
— Ну не застрелился же… Видимо, Агеев его грохнул сразу, как только ты вышла. Все же хваткий малый. Бил, естественно, левой. «Клюв орла», не знаешь? Пальцы складываются вот таким манером — и в сонную артерию. При известном навыке душа у клиента отлетает мгновенно. Агеев, мне сказали, поначалу твердил, будто это ты — ворвалась окончательно ополоумевшая с двумя пистолетами наголо и кончила Москальца. Потом немного врубился — и сломался… Дай-ка, кстати, пистолеты, ни к чему они тебе, служебным обойдешься. Ты у Агеева забрала д в а, понятно? Оба эти… Ему, в принципе, все равно, а тебе ни к чему лишние отписки и порочащие контакты… — Он взял у Даши оба ствола, небрежно положил на скамейку. — Да, тебе наверняка будет интересно… Того, кто пришел кончать Марзукова, наши бармалейчики аккуратненько взяли, так что жив зятек, сейчас пишет оперу, распуская на бумагу сопли. В меня, кстати, не далее как четыре часа назад тоже порывался пальнуть какой-то декадент, так что не думай, будто ты одна подставляла лоб. Будь я настоящим журналистом-пентюхом, могли бы и пришить…