Все патроны лежали у нее в кармане, и обойма, и ствол были пусты, пистолет сейчас годился только на то, чтобы забивать им гвозди. Расчет был довольно бесхитростным и опирался на две фундаментальных аксиомы. Во-первых, Марзуков — трус, слабак и шестерка. Во-вторых, он молодой, даже моложе Даши, и, как многие его ровесники, взахлеб глотавшие западные боевики (а он был видеоманом, Даша точно выяснила), незаметно проникся кое-какими стереотипами жанра. Иначе и быть не может, кабинетик тоже, несомненно, взят откуда-нибудь из «Биржи». Он тысячу раз видел такую ситуацию на экране: оклеветанный, подставленный и скомпрометированный сыщик, остервенев, врывается к роковому Главному Злодею, попирая законы, наплевав на все законы, одержимый лишь жаждой мщения. И в такой ситуации, как учит нас важнейшее из всех искусств, сыщик без колебаний вышибает злодею мозги.
С человеком постарше и потверже духом этот номер, пожалуй что, и не прошел бы. Но, судя по белому лицу Марзукова, он искренне верил, что кинематографические штампы сработают и в реальной жизни.
Зазвонил телефон. Даша сняла трубку левой рукой, послушала и сказала:
— А его нет. И не будет. В администрацию уехал.
Дверь, обитая настоящей кожей, была, безусловно, звуконепроницаемой. Страсть Марзукова к роскоши сыграла с ним злую шутку. Если особенно не орать, никто и не заподозрит, что внутри идет задушевная беседа.
— Ну, мы будем говорить или раскинешь мозгами? — спросила Даша нежно. — Это все можно и без выстрелов прекрасно оформить.
Обернулась к Флиссаку:
— Дорогой, ты не забыл ножик взять?
Флиссак полез в карман и продемонстрировал нож-выкидушку, купленный Дашей четверть часа назад в комке поблизости.
— Чтобы колоть, он не годится, — сказала Даша. — Ударишь — и закроется. Но мне-то всего и нужно — по сонной артерии полоснуть. А потом доказывай, что ты не сам себе глотку перерезал из-за внезапной депрессии, безденежья или женушкиных измен…
Марзуков что-то бормотал. Даша наклонилась послушать.
— …так и думали, что вы там связались с французами…
— А чем франк хуже марки, петух ты долбаный? — осведомилась Даша самым циничным тоном, на какой была способна. — Так хорошо жилось, а ты мне все поломал, скот…
— Это не я… — пролепетал он. — Это они…
Ну, наконец-то, облегченно вздохнула про себя Даша, сохраняя на лице предельную свирепость. Когда начинают, хныча, сваливать все на других — общение, считай, наладилось, лед тронулся…
— Кто, солнышко мое? Я же, кроме тебя, никого в прицеле не вижу… Они далеко, а тебе задницей рассчитываться приходится.
Агеев?
— И Москалец тоже, — сказал Марзуков, потея. — Москалец и есть мозговой центр, а Терминатор стреляет и режет, он ничего другого делать и не умеет, «зеленый берет» хренов… Но в рамках этих задач у него голова, признаю, работает. Только он, по-моему, больной. На голову.
— Да все вы тут больные на голову… — сказала Даша, но, почувствовав, что впадает в совершенно не нужную для дела патетику, резко сменила тон: — Чья это была идея? Я о двадцать пятом кадре.
Марзуков дернулся, жалобно уставился на нее:
— Так вы знаете?..
Флиссак аж подался вперед, навострив уши.
— Доперла в конце концов, — не без законной гордости сказала Даша. — С подсказками, правда, но все равно доперла. Ты сейчас будешь смеяться, но, как мне объяснил самый настоящий доктор медицинских наук, без вашего ЛСД я могла и не додуматься. Вот так… Или додумалась бы, но гораздо позже. А вы мне фантазию расшатали, тормоза сняли… — Она обернулась к напарнику: — Неужели еще не доходит, мон анж? При демонстрации фильма сознание фиксирует лишь двадцать четыре кадра в секунду. Если вмонтировать двадцать пятый, человек не осознает, что он увидел, не вспомнит, если его спросят, — но в подсознании эта информация впечатается намертво. И если это рекламный призыв, у человека появляется неудержимая тяга его выполнить…
— Мон дье! — сказал Флиссак потрясенно, добавил несколько фраз на родном языке. — Все искали нечто электронное, психотронное, коварнейше-сложное… Ну конечно же, двадцать пятый кадр, хрестоматийный опыт американцев еще в конце пятидесятых… «Покупайте попкорн!»
— Ага, — сказала Даша. — Хорошо забытое старое. Тогда после «заряженного» фильма зрители все окрестные ларьки с попкорном повымели подчистую. Сами не понимая, с чего их вдруг потянуло на кукурузу. А если вместо кукурузы предлагают продавать имеющиеся у тебя акции? И непременно определенной фирме? И вдалбливают это часами, неделями… Настойчиво повторяют, должно быть, что акции самые ненадежные, что они вскоре совсем обесценятся и нужно от них поскорее избавиться? Сдается мне, родной папаша поймался на эту штуку. Тут у любой акулы бизнеса поедет крыша, не говоря уж о простом неискушенном народе вроде Лени Залупкова… кстати, у простого народа акций тех четырех предприятий, да и Кангарского, было немало. Вот вам и разгадка, отчего мсье Марзуков устроил студии кабельного телевидения не только в престижных районах, но и там, где живут работяги, мелкие акционеры, курочка по зернышку клюет…
— Но ведь у вас такое воздействие запрещено законом? — сказал француз.