Я восприняла отсутствие адской боли как приговор, не подлежащий обжалованию.
Очевидно, я доживала последние минуты милосердной агонии. Я восхитилась своим мужеством… и поразилась равнодушию Лёна. Где сдавленные рыдания? Где глаза, опухшие от бессонных ночей? Где пролысины от вырванных клоков волос? Он, правда, покусывал губы… но все равно засмеялся.
— Надеюсь, это у тебя нервное? — подозрительно спросила я, украдкой ощупывая забинтованную грудь. В боку стрельнуло. — И прекрати читать мои мысли!
— Не хочется тебя разочаровывать, но ты, к сожалению, не умираешь.
— Как это — не умираю? — возмутилась я, садясь и стыдливо натягивая одеяло по самый подбородок. Узкая полоска бинта проходила как раз под грудью, сбоку прощупывался бугорок тампона. — Он меня прямо в сердце пырнул!
— Не в сердце, а в бок. Лезвие скользнуло по ребру, прошло под кожей и выскочило через полтора вершка. Проверь, если хочешь.
Странно, я могла поклясться, что получила смертельную рану. В пылу схватки, конечно, ощущение боли искажается, но обычно наоборот — люди не замечают лишних дыр, пока не падают замертво. Вот уж не знала, что окажусь такой неженкой — чуть не отправилась к праотцам из?за пустяшной царапины.
— Я долго спала?
— Сутки и половину дня. Сядь поудобнее, я принесу тебе обед.
Безобразие. У меня была такая эффектная кончина — под пение соловьев, аромат цветов, журчание воды, на руках у красавца?мужчины — и на тебе. Ну где еще, скажите на милость, я смогу почить в подобной обстановке?
— А ты почаще приезжай в Догеву, — предложил Лён. — Мы всегда будем рады обстряпать это богоугодное дельце.
* * *
Неделя перед отъездом пролетела как один день — яркий, красочный, чудесный. Быстро заживающая рана не мешала верховым прогулкам, и мы с Лёном побывали в долине Семи Радуг, подгадав к короткому дождю, на исходе расцветившему небо даже не семью — девятью радугами, причудливо изломанными «эффектом черновика»; прошлись по берегу затянутого туманом озера, из которого доносился журчащий смех невидимых русалок; подманили?таки упрямого единорога, и он нехотя позволил мне благоговейно погладить жеребенка по шелковистой спинке… А по вечерам прямо на площади закатывались грандиозные пиры, на которые стекались все обитатели Догевы — и вампиры, и вернувшиеся люди, и эльфы с гномами, и даже волки, улучив момент, вскакивали на уставленные яствами столы и угощались в свое удовольствие. Пожалуй, я стала самым уважаемым человеком в Догеве после Лёна и Старейшин. Но они — вампиры, так что я смело могла величать себя самым уважаемым человеком вообще.
Учитель в Догеву так и не приехал, ограничившись долгим телепатофонным разговором с Лёном, а на исходе недели явился бледный, поминутно вздрагивающий гонец с письмом для меня. Представляю, сколько ему посулили за десятимильный перегон от Камнедержца до Догевы. Бедолага вцепился в меня мертвой хваткой и не отходил ни на шаг, пока я не проводила его до внешней границы, а там пустил коня таким бешеным галопом, что пыль у моих ног не успела еще осесть, а гонец уже скрылся из виду, оставив за собой расползающуюся серую полосу поперек прорезанного дорогой луга.
Выпроводив гонца, я распечатала письмо и, сдавленно хихикая, насладилась пространной одой в свою честь, подбитой длинным списком трав и кореньев, которые я должна была выклянчить у Лёна для факультета Травников.
Меня заинтересовала одна фраза, и я отправилась на поиски Лёна. Это всегда было трудной задачей, и я обошла пять или шесть его излюбленных мест, пока совершенно случайно не наткнулась на Повелителя возле кузницы. Он чистил скребницей черного огрызающегося жеребца, поминутно отпихивая локтем его нахальную морду.
— Ну, выкладывай, — не оглядываясь, велел Повелитель. — Что еще стряслось?
— Учитель прислал мне письмо.
— Что еще стряслось?
— Учитель прислал мне письмо. Хочешь прочитать?
— Нет.
— Извини, все время забываю, что чужие письма, как и чужие мысли, читать неприлично. Слушай. — Я отыскала нужную строчку. — «Довожу до твоего сведения, что с сегодняшнего дня директором Школы официально считаюсь я, в связи с неожиданной кончиной Магистра Питрима, наступившей в результате сильного кровоизлияния в мозг в ночь с 15 на 16 травня. Так что отчет о проделанной работе будешь писать на мое имя и не забудь…»
— Так это был он, — задумчиво сказал Лён, откладывая скребницу.
— Не знаю. Может, простое совпадение? Ты знал его?
— Встречались пару раз… — Повелитель уклончиво сменил тему. — А что ты не должна забыть?
Я оторвала низ листка и передала Лёну.
— Тебе нужна телега, — заключил вампир, скользнув глазами по списку.
— Зачем?
— А на чем ты собралась везти этот стог?
Я рассмеялась. Но как?то невесело.
— Возьму всего понемножку. А Учителю скажу, что от вас снега зимой не допросишься.
— Не посмеешь! — возмутился Лён.
— Посмотрим!
Выводы
Ромашка, затянутая в новое хрустящее седло, как в корсет, стояла задом к Стармину. Вид у нее был очень недовольный. Я повела ее по кругу, развернула, но, стоило мне выпустить недоуздок, как избалованная кобыла самочинно довела круг до конца и снова показала Стармину тыл.