— Ну что, убедилась? — восторженно заорал он, увидев меня. — А я что говорил? Где упырь — быть беде!
— А где он? — перебила я.
— На кой гхыр он тебе сдался? Прибежит, не волнуйся. У нас его конь. Коня он не бросит.
— Ты думаешь?
— Уверен. Друзей бы еще бросил, вещи, деньги — бросил, а коня — шиш. Вернется. Жеребца я в конюшне запер. Вернется упырь — стребую откуп.
Насчет вещей и денег я была согласна, но в остальное что?то не верилось. Вал посмотрел на меня и от души расхохотался:
— Цыпа, ты наивна, как деревенская девка, прихваченная на сеновале! Думаешь, он вернется, чтобы поцеловать тебя на прощание? Да скорее я вернусь, а меня ты знаешь! Что для вампира верность, дружба, любовь? Пустые звуки, — Вал пренебрежительно сплюнул шелухой. — К тому же, скажу тебе по секрету, он ненавидит людей. Люто. Всех. Без исключения.
— А троллей, можно подумать, безумно обожает, — огрызнулась я, взбираясь на ограду рядом с Валом и притягивая к себе ближайший стебель подсолнуха.
— Ну, скажем так, чихал он на троллей, эльфов, гномов и всяких там лешаков с высокой колокольни, а вот людей, если б мог, с той колокольни на колья побросал.
— Выдумываешь, — неуверенно сказала я, механически ощипывая подсолнух и складывая семечки в карман.
— Угу. Утром я выдумывал, сейчас выдумываю. Впору баюном заделаться, по постоялым дворам байки сказывать да деньгу на своих враках заколачивать, потому как дураков на свете много, а ушей развесистых аккурат в два раза больше. Все банально, цыпа. Тобой воспользовались. Тебя сыграли, как двойку, и кинули в отбой.
— Что значит воспользовался? — возмутилась я. — Он от меня ничего не требовал. Ну, прогулялись по рынку, поболтали. Он за мной даже поухаживал — подругам на зависть.
— Вот уж не знаю. Сама догадайся, чего он от тебя хотел. И получил ли. И если получил, то… — тролль бросил в рот целую горсть семечек и сосредоточенно заработал челюстями.
— То?
— …то ты никогда его больше не увидишь, — невозмутимо докончил Вал, сплевывая шелуху.
* * *
Сидя в придорожных кустах, я выжидала. Вернее, сидела я на Ромашке, а придорожные кусты были в меру высоки и кучерявы. Дорога, у которой я так удачно засела, была кратчайшим путем от загородной рыночной площади к королевскому замку. Над моей головой перебранивались сороки, невдалеке поскрипывал колодезный ворот. Прежде эту дорогу очень уважали удалые разбойнички — по ней возвращались в город расторговавшиеся на ярмарке купцы. Но потом город разросся, придорожный лес повырубили, настроили домов, набуравили колодцев, как говорится, нарушили экологическое равновесие и разбойники вымерли. И лишь маленький отрезок леса вдоль дороги — локтей сто — остался в неприкосновенности. В нем?то я и пряталась. Нет, я не собиралась грабить купцов. Беда в том, что я не могла вернуться на рынок, а мне крайне важно было кое?что разузнать.
Где?то спустя час моя тактика принесла плоды. Из города выехал маленький отряд, овеваемый королевским штандартом и длиннющими усами десятника. Почти сразу же в другом конце дороги показался конный разъезд вольных стрелков?арбалетчиков — законопослушный аналог удалых разбойничков. Мохноногие кони в золотистых чепраках с лязганьем грызли удила, капая слюной. По крутым шеям стекала пена. Отряды поравнялись как раз напротив моего укрытия. Десятник короля и атаман наемников обменялись приветственными взмахами, не нарушая строя. Сизый, запыленный труп волка, привязанный за задние лапы, волочился за буланым конем атамана.
— Поймали?
— А то как же! — самодовольно усмехнулся атаман. — Знатное дельце провернули, поди, обломится маленько золотишка.
— С кого требовать будете? — поинтересовался десятник.
— С градоправителя, с кого же еще?
— Вези во дворец, — посоветовал десятник. — С монетного двора всю ночь дым на площадь гнало, глядишь, заплатят новенькими монетками. Вечером жду тебя в «Лиловом первоцвете»!
Атаман молча кивнул, и отряды разминулись. Я выехала из кустов и увязалась за вольными, подкидывая на ладони тяжелую золотую монету. Лысеющий арбалетчик, замыкавший строй, проявил заметный интерес, даже осадил коня. Я пришпорила Ромашку, и она поравнялась с золотистым чепраком.
— Да вас можно поздравить с добычей, господин вольный, — насмешливо сказала я, еще раз подбрасывая монетку. Блеснув на солнце, она скрылась в широкой, привычной к арбалету ладони. — Не потешите ли меня увлекательным рассказом?
Еще одна монетка совершила перелет в один конец. Арбалетчик расправил плечи, приосанился.
— Можете спать спокойно, госпожа. Я лично всадил в эту тварь две стрелы.
— Да хоть четыре, — поморщилась я. — Меня интересует не результат, а сам процесс. Где и как вы его упустили?
Арбалетчик подскочил как ошпаренный.
— Меня интересует не результат, а сам процесс. Где и как вы его упустили?
Арбалетчик подскочил как ошпаренный. Коняга недовольно всхрапнула, сбиваясь с шага. Я поспешила утешить стрелка еще одной монеткой.
— Не вешайте лапшу на уши. Оборотень был белым, как снег, а этот седой и облезлый. Матерый волчара, но, к сожалению, почти без зубов. Где вы его раздобыли?
Арбалетчик поежился, помялся, но четвертая монетка распахнула шлюз его красноречия.