— Хорошая ночь, правда? — наивно спросила Келла, не замечая, что после встречи с ней ночь перестала быть такой уж хорошей. Уткнувшись в носовой платок, Лён воспроизвел звук, никоим образом не вязавшийся с романтическим свиданием. — А что вы здесь делаете?
— Клад ищем, — буркнула я. Позади Травницы осталась черная полоса вытоптанного папоротника с ощипанными цветами. Келла собирала только лепестки, оставляя голые стебли сиротливо засыхать среди листвы.
— Шли бы вы домой, Повелитель, — угрюмо предложила Травница, догадавшись, что ей не рады. — Промойте нос соленой водой и выпейте свой отвар, а то совсем расклеитесь. Да и вообще, нечего вам ночью по лесу шляться.
— А это… чхи… не твое дело! — На диво неприветливо отозвался Лён, выныривая из платка.
Келла гневно блеснула на него глазами. Ничего не сказала, но Лён прикусил губу.
— Воинствующая оппозиция? — Шепотом спросила я.
— Хуже. Непрошеная доброжелательница, — вызывающе громко ответил Лён.
— Дурачок, — беззлобно отозвалась Травница, продолжая обрывать хрупкие лепестки. Папоротник, конечно, не имел к ним никакого отношения — цвел особый вид заразихи, паразитирующей на корнях этого легендарного растения. Природу не переделаешь, но иногда она идет навстречу наивной человеческой вере в чудеса.
Лён надменно передернул плечами, решив не обращать внимания на инсинуации какой?то там Травницы. Новый приступ чиха согнул его пополам и заставил обняться с березой.
— Может, у тебя скоротечная чахотка? — с надеждой предположила я, зная неплохое заклинание от легочной напасти и горя желанием испытать его на вампире.
— Типун тебе на язык! — Неподдельно ужаснулась Келла. — Постучи по дереву!
Я послушно стукнула по стволу ближайшей осинки, тонкой и стройной, как черенок помела, и на голову Травнице свалилось растрепанное воронье гнездо с остатками скорлупы и перьев.
Лён сполз по березе, не в силах бороться одновременно с чиханием и смехом.
Фыркнув, как воспитанная кошка, которой надоели шалости хозяйских детей, Келла тряхнула головой, и гнездо осыпалось к ее ногам кучкой прутиков и мха.
— Я нечаянно… — растерянно промямлила я, но Травница уже скрылась во тьме. — Лён, честное слово, я же не знала!
— Верю. И знаешь, в чем самая прелесть? Я тоже. А это великолепно, а?ап?чхи?и?и!!! Все знать очень скучно, Вольха.
— Не волнуйся, я не дам тебе зачахнуть от тоски.
— Не сомневаюсь. Только уйдем отсюда поскорее, ладно? Мне что?то действительно нездоровится.
Глава 17
Первое, что я увидела утром… если час дня можно считать утром, была оседланная Ромашка, подъедавшая овес из кормушки для вяхирей, укрепленной в развилке молодого граба. Дикие голуби, вытянув лазоревые шейки, возмущенно наблюдали с конька крыши, как лошадь, задрав голову, выскребает деревянный лоток подвижной верхней губой. Приметив меня, Ромашка опустила морду и задумчиво облизнулась. Неужели вампиры все еще надеются выжить меня из Догевы? Я застыла в сенях, не решаясь переступить порог, и потому не сразу заметила вороного жеребца, обонявшего куст шиповника и время от времени предпринимавшего осторожные попытки ущипнуть соблазнительный, но уж больно колючий побег. Отливающий металлом, рослый конь был достоин королевских конюшен. Лён, державший его под уздцы, — пяти лет каторги, и это в лучшем случае, ибо где подобный бродяга мог разжиться таким красавцем, как не украв его? Эта потрепанная куртка была на Повелителе в день нашего знакомства, волосы он стянул в пучок на затылке каким?то грязным кожаным лоскутом, но, видимо, перед сном, потому что пучок успел растрепаться, и голова Лёна напоминала ячменный сноп, доступный всем ветрам; мятые, но вроде бы чистые брюки грязно?серого цвета вытянулись на коленях и обмахрились снизу, а сапоги он, скорее всего, добыл на большой дороге, сняв их с паломника, отшагавшего не одну сотню верст.
— В чем дело? — сонно спросила я. — Отправляешься за налогами или за милостыней?
Вампир жизнерадостно осклабился:
— А ты не будешь меня сопровождать?
— Куда?
— Хочу объехать приграничные поля, так сказать, проинспектировать капусту, свеклу и зеленый горошек, — сообщил Лён, вскакивая в седло. Его вчерашней хвори и след простыл.
— Эй, постой, я еще не завтракала!
— Завтракай, — покладисто согласился вампир. — А потом и я перекушу.
— Кем, позволь узнать?
— Бутербродом, который ты мне, конечно, вынесешь.
— Ладно, только не уезжай без меня! — крикнула я, метнувшись обратно в сени. Слепив два кривых, мятых и внешне несъедобных бутерброда с колбасой, я запихнула их в сумку, наскоро переоделась, пригладила волосы и, на ходу застегивая рубашку, с трудом вписалась в проем косяка. Лёна охватило безудержное веселье, потому что паломника мы грабили вместе — для верховой прогулки в деревню я подобрала самое мятое и непритязательное платье.
Волк увязался было за нами, но у фонтана отстал, постоял немного на мостовой и неспешно потрусил назад, к дому.
— Выспалась?
Я украдкой сцедила зевоту в кулак.
— Не знаю. Я еще не проснулась.
— Тогда давай прибавим ходу. Х?хей! — Поводья звонко щелкнули по лоснящейся конской шее.
Вороной жеребец с готовностью перешел в галоп. Ромашка, закусив удила и гневно прижав маленькие аккуратные ушки, вырвалась вперед на полкорпуса, но больше вороной не уступил ни пяди.
Ромашка, закусив удила и гневно прижав маленькие аккуратные ушки, вырвалась вперед на полкорпуса, но больше вороной не уступил ни пяди. Ветер засвистел в ушах, сон разлохматился и осыпался по кусочкам, смешавшись с дорожной пылью.