Вдвоем мы сумели осилить несговорчивую травку. Извлеченная из земли, она обмякла, как лисий хвост на воротнике у дородной купчихи.
— Спасибо, малышка, — небрежно обронила девушка, запихивая свернутый кольцом корень в холщовый мешочек, а мешочек — в черную сумку.
«Деточка», «крошка», «малышка» даже от коллеги?Травницы… С четырнадцати лет на «ты» меня называли только одноклассники и Учитель. А здесь все как сговорились. Словно мне не восемнадцать, а восемь лет. Или оценка идет в соответствии с интеллектом? Тогда мне, пожалуй, семь…
— Всегда к вашим услугам, бабушка, — язвительно сказала я.
Мы встретились глазами. Девушка недоуменно сдвинула брови:
— Как ты меня назвала?
— А ты?
Вампирка потерла лоб и вздохнула:
— Но… ах да, ты же человек. Тогда извините, девушка.
Излишняя официальность меня тоже коробила:
— «Ты» можешь оставить, как?никак коллеги.
— Что?
— Ну, я магичка, — беспечно пояснила я, не обращая внимания на вытянувшееся лицо собеседницы. — Не Травница, правда, но общее травоведение на «отлично» сдала.
Похоже, старминская высшая Школа не внушала доверия местным специалистам.
— Опять?! — Визгливо охнула девушка, роняя сумку.
— Что — опять?
— Он совсем спятил!
— Кто?!
— Мало ему проблем, теперь еще заклеймят детоубийцей! — Вампирка осеклась, столкнувшись взглядом с кустом черемухи. Там, мне показалось, мелькнуло что?то белесое, но точно поручиться не могу, потому что черемуха отцветала и была белесой сама по себе.
— А, ну тогда ладно, — облегченно вздохнула девушка, постепенно успокаиваясь. — Я уж подумала, что ты одна.
— А кто второй?
— Может, сначала познакомимся? — увильнула от ответа та. — Меня зовут Келла.
— Просто Келла, — окончила я за нее. — Мне, я думаю, представляться не надо. Хотя до сих пор не могу понять, почему.
— Телепочта. Она опередила тебя на два дня. Странно, что я не узнала тебя сразу.
— Неужели так трудно узнать в человеке — человека?
— В Догеве много людей, — возразила Келла. — Я не могу знать всех в лицо. И вообще, в наших лесах можно встретить кого угодно — те, кого вы называете «разумными расами», не чураются вампиров, в отличие от вас, людей.
При слове «людей» я сразу представила сырое подземелье, груду скелетов, пыльные склянки для крови, ржавые клети и прочие атрибуты темницы, где содержат доноров. То, что люди согласятся жить в Догеве добровольно, мне просто в голову не приходило.
— А почему тогда я никого из них не видела? — с опаской спросила я, ожидая чего?то вроде «Сейчас увидишь!», и что меня потащат и запрут вместе с остальными в антисанитарных условиях склепа.
Келла заметно смутилась и не только никуда меня не потащила, но, кажется, сама захотела убраться подобру?поздорову.
— Они… э?э?э… В городе их уже нет. А вот ближе к границе…
Она окончательно смешалась и замолчала. Я подумала, что если какие?то люди и живут в Догеве, то только потому, что в человеческие города их не пускают — стражники у ворот более?менее придерживаются четких указаний на этот счет: «Побирушек и юродивых гнать в три шеи».
Я прогулялась до куста черемухи. Так я и знала!
— Здесь был волк, — непререкаемым тоном заявила я, растирая между пальцами кусочек влажной глины, выколупанный из глубокого следа.
— Кто? — насторожилась Травница.
— Волк, волк. Белый такой, морда смазливая, — уточнила я. — Ваш знакомый?
Травница пошла лишаистыми пятнами.
— Н?нет.
— А к?кто т?тогда? — Я не хотела ее дразнить, чисто машинально подладившись к собеседнице.
— Не твоего ума дело, — грубо отрезала Келла, вскидывая лямку сумки на плечо.
— Не твоего ума дело, — грубо отрезала Келла, вскидывая лямку сумки на плечо.
— Не уходите от ответа!
— Я вообще ухожу.
С этими словами она сделала шаг в сторону и исчезла, растворившись в воздухе. Кажется, я ей не понравилась. Когда тебя засасывает смятая реальность, ты этого не замечаешь, а вот психическое здоровье окружающих может серьезно пострадать. Я поэкспериментировала, по локоть запуская руку в разрыв пространства и любуясь ровненькой культей. Игра в «эффект черновика» окончилась крепким рукопожатием. Я взвизгнула и выдернула руку — ее не удерживали, но выпустили с неохотой. На ощупь мой рукоприкладчик никак не мог быть Келлой; его ладонь показалась мне большой и шероховатой, а само рукопожатие — энергичным и отрывистым, то бишь мужским. Потирая руку о штаны, я изучила ничем не примечательный столб воздуха, сквозь который туда?сюда порхала мошкара. А если он захочет продолжить знакомство?!
Скрип телеги, выехавшей из ничего прямо за спиной, заставил меня подпрыгнуть. Две лошадки, пегий коренник и каурая пристяжная, позвякивая бубенцами на сбруе, попытались меня обогнуть, завернув оглобли к обочине. Железные крепления заскрипели, и возница, беззлобно выругавшись, натянул вожжи. Лошадки послушно остановились. Коренник мотнул головой, отгоняя назойливого слепня.
— День добрый, дева молодая! — раскатистым речитативом протянул возница, спрыгивая на землю. — Что потеряла ты в чащобе?
— Да вот, стою и размышляю.
— И получается?
— Еще бы! А вы поэт?
— В душе, но вечно. Мой разум рифмами наполнен — могу слагать их бесконечно, а после и строки не вспомню.