— Местные суеверия.
— А от кого же тогда народ в храме попрятался?
— Местные суеверия. Эй, вы чего?
— Пойдем?ка мы действительно в храм. Порасспросим священнослужителя о местных суевериях.
— Жрать хочется — жуть, — простонал Вал. Съеденное яблоко только подстегнуло наш аппетит.
— Пошли, — согласился Лён. — В храме можно бесплатно получить освященную булочку с маслом.
— А ты сможешь в него войти? — удивленно спросила я.
— А почему нет?
— Ну ты же вампир. Ты должен плевать в иконы и избегать тени креста.
— Вольха, тебе желудочный сок в голову ударил.
— Извини. Не хотелось бы оправдываться перед прихожанами, когда тебя будет корчить при виде кропила.
* * *
В религии я не слишком разбиралась, но точно знала, что богов четверо, как концов креста, их жрецы прозываются дайнами, а верующих после смерти ждут либо хлебосольные небеса, либо огненная преисподняя с мракобесами. Естественно, у злостных атеистов, вроде меня, выбора не было.
Храм не вызвал у нас благоговейного трепета — быть может, из?за несоразмерно огромной копилки для пожертвований, прибитой у ворот. Копилку скреплял ржавый замок. Духовные пастыри не доверяли верующим и правильно делали, ибо Вал немедленно запустил в щель для монет два пальца. Но копилка была бездонна, как преисподняя, и, применив заклинание ясновидения, я убедилась, что в ней нет ни гроша — видимо, ящик только что опорожнили.
Сирые и убогие, для поощрения которых, судя по надписи на ящике, его и вывесили, были представлены в лице нищего, побирающегося самостоятельно. Он сидел, прислонившись спиной к решетчатой ограде маленького деревянного храма и ритмично, нечленораздельно мычал, высунув нечистый язык. Из рваного тулупа клоками выпирало сено. Пустые штанины калеки были демонстративно завязаны узлами. Перед ним валялась кепка, до середины наполненная медью с редким вкраплением серебрушек. Когда ветер веял в нашу сторону, дышать было невозможно.
Вал встал, как вкопанный.
— Жратва… — прошипел он.
— Ты с ума сошел, меня тошнит от одного запаха!
— Бестолочь, в кепке!
— Ты что, собираешься ограбить нищего?
— Этот нищий богаче нас всех, вместе взятых. Так уж и быть, я оставлю ему на выпивку.
— Не смей, слышишь? — возмутилась я. — Лён, скажи ему!
Вампир загадочно улыбнулся. Не обращая внимания на мои вопли, Вал нагнулся и широкой ладонью гребанул доброхотные дары прихожан.
И тут свершилось чудо! Прошлогоднее воскресение пророка Овсюга (злые языки поговаривали, что пророк был не мертв, а мертвецки пьян) ему и в подметки не годилось.
— Куда ты лапу суешь, поганая твоя морда! — возопил слепоглухонемой нищий, вскакивая на выросшие ноги. Узлы штанин болтались над голыми коленями. Оторопевший Вал не успел увернуться от ясеневого посоха, с хрустом прошедшегося по его спине.
Лён хохотал, я тоже. Медяшки рассыпались по дороге. Убогий торопливо набивал ими карманы, стоя на коленях.
— Ну, ты, мужик, даешь… — удивленно выдохнул тролль, почесывая лопатку. — Ни гхыра себе работенка.
Оглянувшись и убедившись, что его вспышки никто, кроме нас, не заметил, нищий смачно сплюнул и снова сел, бросив в шапку горсть меди — для приманки легковерных жертвователей.
— Ноги не затекают — весь день поджимать? — участливо спросила я.
— И как у тебя язык не отсохнет — над убогими издеваться, — буркнул нищий, прилежно втирая в бороду горсть придорожной пыли.
— А я сейчас тебя за шкирку — и в храм. Будешь на глазах у благодетелей ноги отращивать, — прорычал Вал, закатывая рукава.
— Эй, ребята, вы чего? — сменил тон «убогий». — Сколько вы хотите? Пять? Десять?
— Двадцать процентов. Единовременно, — решительно сказал Лён.
— И не стыдно вам… Не люди, а вампиры какие?то… — нищий вытряхнул на ладонь дневной улов, пошевелил монеты пальцем и со вздохами и причитаниями отсчитал пятую часть в услужливо подставленный мешочек. — Чтоб вы подавились, кровопийцы!
— Надо же, какой проницательный мужик, — иронично сказал Вал, хлопая Лёна по плечу, — вампира за версту чует. Пошли, от него разит, как из помойки, а в этом захолустье уйма гораздо более приятных запахов.
— А ты, как всегда, знал и молчал! — окрысилась я на Лёна.
— В предвкушении веселого зрелища.
— Лён, ты не человек, а…
— Ты права. Я не человек, — охотно согласился он.
— А настоящая скотина! — докончила я. — Мы — одна команда и действовать должны, как одно, а не выставлять друг друга на посмешище, правда, Вал?
— Тьфу на вас! — отвечал тролль. — Деньги есть, я корчму на холме приметил, нашли когда цапаться!
* * *
Но корчму уже закрыли, замкнули на амбарный замок и украсили плакатом «Сему заведению до завтрего зачиненному быть». Над трубой дотлевал вкусный дымок, разномастный выводок поросят сосредоточенно бороздил рылами кучу объедков, оставшихся после клиентов.
Я засмотрелась на вывеску негостеприимного пункта питания. Под надписью «Веселые русалки» были изображены две весьма потрепанные пучеглазые бабы с русыми косами, щербатыми ухмылками до лопоухих ушей и селедочными хвостами вместо ног. В руках бабы держали по кружке пенистого пива и вареному раку, тоже пучеглазому и несколько удивленному. С изобразительными способностями у художника было туговато, зато с чувством юмора — полный порядок.