— По хозяйству помогать вряд ли смогу существенно, — Гурьев ещё раз окинул взглядом комнату. — Буду чрезвычайно занят. Ну, мужские дела, дрова нарубить, это вот — пожалуйста.
— У меня голландка на углях, — улыбнулась хозяйка. — Иван Юрьевич, мой супруг, царствие небесное, был флотский инженер и большой мастер на всякие технические хитрости. Есть даже водопровод и канализация, голубчик.
Герои не срут, подумал Гурьев. Зачем героям канализация?!
— Потрясающе, — он совершенно искренне крутанул головой. — И горячая вода?
— Если колонку почините и керосин раздобудете, — вздохнула Макарова. — Не достать ведь, напасть прямо!
— Попробую, — кивнул Гурьев. — Сколько?
— Что сколько?
— Сколько денег, Нина Петровна.
Если вас не затруднит.
— Ах, оставьте, — махнула рукой Макарова. — Квартирные за вас бухгалтерия перечислит, а за свет, керосин и уголь уговоримся как-нибудь.
— Э, нет, голубушка Нина Петровна, — покачал головой Гурьев. — Двести рублей в месяц вас устроит?
— Вы с ума сошли, — с дрожью в голосе сказала Макарова. — Вы что же, деньги печатаете?!
— Я довольно близко знаком кое с кем из Ротшильдов, — улыбнулся Гурьев. Был, подумал он. — Седьмая вода на киселе, но, тем не менее.
— Пятьдесят.
— Уй, — вытянул Гурьев губы трубочкой. — Двести, Нина Петровна. Я не приказчик, торговаться не умею и не расположен. Мне приятно, а вам — кстати. Надо ведь и дочерям помогать. Жизнь нынче в больших городах нелёгкая, по себе знаю.
— Какой вы, — вздохнула Макарова. — Вы женаты?
— Нет. Симпосий устраивать на вашей территории, однако, не собираюсь, об этом не беспокойтесь. Но девушки у меня бывать станут, извините.
— Вот как? Во множественном числе?
— Ну, не знаю, — усмехнулся Гурьев. — Уж как прорежется.
— Экий вы фрукт, — покачала головой Макарова. — Ну, живите, там посмотрим. С деньгами. Пойдемте, покажу вам комнаты.
— Комнаты?!
— Две комнаты. За двести-то рублей!
— Вы меня просто в краску вгоняете. Чувствую себя лейб-гусаром и благодетелем.
— Насчёт благодетеля не знаю, — улыбнулась лукаво хозяйка, — а лейб-гусар вы совершенно точно вылитый. Усов вот только не хватает.
— Никогда, — проникновенно сказал Гурьев и прижал руку к груди.
Комнаты действительно были что надо. Осмотрев все прочие помещения в доме, Гурьев остался доволен. Настроение у него слегка поднялось.
— Хорошо, — совершенно искренне радуясь, вздохнул Гурьев. — Ну, в двух комнатах сразу мне пока делать нечего, так что будет у меня к вам, дражайшая Нина Петровна, сразу очень пикантная просьба.
Выслушав «историю с географией», хозяйка расстроилась и встревожилась не на шутку:
— Нужно в милицию заявить, и немедленно!
— Милиция очень любит факты, Нина Петровна. А фактов пока — ноль. Так что с милицией придётся подождать.
— Сейчас уже поздно, а завтра я вас к одному очень знающему человеку сосватаю. А почему вы Анне Ивановне ничего не хотите сказать?
— Что-то мне подсказывает — сердце товарища Завадской следует пожалеть. Интуиция-с.
— Опять вы правы, — кивнула Нина Петровна. — Конечно же, приводите. Побуду компаньонкой юной прелестной дебютантке, — хозяйка улыбнулась.
— Любовные романы бывают весьма занимательны, — улыбнулся в ответ Гурьев. — А иногда — и более того: полезны. Вещи я сейчас же принесу, те, что с собой. А потом мой багаж приедет. Так я за девочкой?
— Хорошо, Яков Кириллыч. Вот ключи. Да и я буду дома. До свидания.
* * *
Даша на объявленный план действий отреагировала бурно:
— Да вы что?! Никого я не боюсь! Это мой дом, и вообще — я не кукла!
— То, что ты никого не боишься, это замечательно, — проникновенно сказал Гурьев.
— Да и дом твой никто пока у тебя не отбирает. Безусловно, ты не кукла, а очень хороший и чрезвычайно дорогой и ценный для меня человек, поэтому, ввиду угрожающей тебе опасности, масштабы которой мне не ясны, ты находишься под защитой бронепоезда «Крым» с гарнизоном в составе Шульгина Дениса Андреевича, Макаровой Нины Петровны и Гурьева Якова Кирилловича, он же — командир бронепоезда. Вопросы есть?
— Есть, — вскинутый подбородок, горящие гневом глаза и румянец во всю щёку — грубая и беспардонная лесть насчёт дороговизны и ценности человеческого материала явно попала в «десятку». Гурьев залюбовался: что за прелесть, ну, просто диво настоящее. — Долго?!
— Ровно столько, сколько потребуется.
— А ты?
— Ты-ы-ы?!? — уставился на них Шульгин глазищами, похожими на головные прожекторы упомянутого бронепоезда. — Бл… Ой. Заходи, кума, любуйся…
— Денис, всё в порядке. Не надо пены. Я буду в соседней комнате, с мечом наизготовку, готовый в любую минуту ринуться на твою защиту.
— С мечо-о-о-ом?! — Теперь глаза горели не гневом — неудержимым любопытством. Теперь Дашу невозможно было бы затормозить даже бронепоездом на путях. Ай да Гурьев, погладил он себя мысленно по макушке, ай да молодец. Знаешь, как человечка зацепить. — С каким мечом?!
— Самым настоящим. С двойным мечом. У него — или у них? — до сих пор не могу определиться, как правильно — есть имя: Близнецы. Клинки из метеоритного железа, рукояти и ножны — из кости ископаемого звероящера.
Не говоря больше ни слова, Даша метнулась в угол и с грохотом потянула из-под кровати фибровый чемодан с кожаными уголками.