Варя укоризненно качает головой.
— Диалектике твоей в пекле самое место. Но прогуляться я не прочь. Не думаю, что двадцать чужих лет спустя все у нас само собой рассосется — до сих пор-то не рассосалось… С другой стороны, надо же как-то успокоиться, тут ты совершенно прав. Только нос отмой, пожалуйста. И брови. И ухо левое… нет, все, теперь уже оба.
Смотрю на свои руки. Желтые по локоть, действительно. Что я увижу в зеркале, заранее понятно. Хорош «чернокнижник», нечего сказать!
— Проще докрасить все остальное, — вздыхаю. — А что, буду желтым Человеком-Из-Другого-Анекдота. Один из любимых персонажей у меня, между прочим…
— Живой человек редко может позволить себе роскошь стать «персонажем», — строго возражает Варя. — Посему — отмывайся.
Слушаю и повинуюсь. Четверть часа угрохал на послушание и повиновение и, можно сказать, отмылся. Хотя если бы прокрутить меня в стиральной машине с отбеливателем, вышло бы совсем хорошо.
Ну, по крайней мере, Варя теперь не станет от меня шарахаться, прикрывать руками драгоценную свою куртку. А мне того и надо.
Я все-таки поцеловал ее — уже не дома, еще не в машине, а во дворе, благо ни одна любопытная старушка не способна засидеться на скамейке мартовским вечером, когда лишь сырые московские ветры властвуют безраздельно, даже пресловутые силы зла от них по подъездам прячутся. Ну вот и мы почти невольно прильнули друг к другу: греться. В северных странах любовь приобретает особый, практический смысл, что да, то да.
Не то чтобы я в руках себя держать не мог — увы, я еще и не такое могу, — просто хотелось раз и навсегда убедиться, что моя дикая выдумка, да еще и подкрепленная Вариной верой, не поспешила овеществиться, стать новым законом дурацкого нашего бытия. А то знаем, плавали…
Ничего страшного не случилось, только одна за другой завыли, запищали, затявкали автомобильные сигнализации. Молчала лишь моя «Нива» — и не потому, что соблюдала наши интересы, просто сигнализацией не оборудована. С таким хозяином, как я, удивительно, что она хоть колесами да рулем оборудована, какая уж там сигнализация…
Нас автомобильный концерт сперва изрядно напугал, а потом, когда стало ясно, в чем дело, насмешил; сцена у подъезда, в итоге, вышла скорее комическая, чем лирическая, но мы оба остались вполне довольны.
— Гляди-ка, не так все страшно, — задумчиво заключила Варя, устроившись рядом со мной на переднем сидении. — Я-то думала, гром грянет, и ближайшая сосна рухнет на наши распутные головы. Или бандитские пули засвищут. Или, скажем, инопланетяне во дворе у тебя высадятся, чтобы начать плановую перестрелку с агентами Скалли и Малдером. А вой этот — ерунда, смешно даже…
— Я же все выдумал, — напоминаю. — Не должно быть ни грома, ни сосны, ни инопланетян, ни даже агента Малдера. Вообще ничего — теоретически.
— Ты, может, и выдумал, да я тебе поверила.
— Ты, может, и выдумал, да я тебе поверила. И до сих пор, будешь смеяться, почти верю. И сдается мне, ты и сам собственным выдумкам веришь — не только этой, вообще всем. И от этого они перестают быть выдумками… Скажешь, нет?
— Есть такое дело, — признаю. — Но не всегда. Не настолько все запущено, честное слово!
И снова ее обнимаю. Во-первых, вошел во вкус, а во-вторых, грешен, эксперимент ставлю, проверяю: вдруг на сей раз обойдется?
Почти обошлось. А что всклокоченный дворовый кот на капот вспрыгнул и завопил дико — так это, можно сказать и не происшествие даже. Так, пикантная приправа к нашим собственным страстям.
— Что, в случае чего, будет с твоей квартирой, подумать страшно, — смеется Варя, когда я, наконец, отрываю как-то себя от ее губ и приступаю к своим основным обязанностям: медленно, задом выруливаю на улицу.
— Ну… Надо думать, тараканы объединятся с мышами и перебьют нам всю посуду, — предполагаю. — Ничего не попишешь, сам виноват.
— Это правда, — очень строго говорит Варя. — Сам виноват, да. Никто тебя за язык не тянул… Да-да, я понимаю, что звучит двусмысленно. Того и добивалась.
Вид у нее при этом чрезвычайно довольный. Да нет, какое там, совершенно счастливый у нее вид. Нет мне прощения, и не будет.
И не надо.
— Понятия, кстати, не имею, какого черта мы с тобой куда-то едем…
Эти слова формируются в моей гортани совершенно самостоятельно, и наружу вылетают без каких-либо усилий с моей стороны. Совершенно нелепое высказывание — если учесть, что большая часть пути уже проделана. Возвращаться домой надо было сразу же, после того, как прогнали с капота кота. А еще лучше — вовсе в машину не садиться. Но если уж поехали, зачем теперь морочить девушке голову всякой высокопарной романтической ерундой?
Но Варе, кажется, по душе такая непоследовательность. Теперь уже она объясняет мне, немного снисходительно, невольно имитируя мою недавнюю речь:
— Едем проветриться, развеяться успокоиться, собственные роковые страсти-мордасти чужими судьбами закусывать. Твоя идея, между прочим. Не помнишь?
— Помню, — вздыхаю. — Все я помню. Не обращай на меня внимания, я сегодня еще не раз глупости говорить буду. Возможно, ничего, кроме них. Я, Варенька, совсем отвык жить собственной жизнью. Буду теперь заново учиться, или переучиваться, как пойдет… Шаг, и — плюх на задницу, еще шаг — и снова тем же макаром.