Ну а потом появилась Вика, и душевные муки поутихли — на какое-то время. Да уж какие там муки: первые несколько месяцев я просто трахался, как кролик, без остановки, упиваясь давно забытой возможностью делать это не от случая к случаю, а всякий раз, как взбредет в голову. Или даже просто от нефиг делать. Я в ту пору как контуженный ходил от такого непрерывного кайфа.
Но время шло, трахаться мы стали пореже — семейные все же люди, попривыкли друг к другу и к ситуации. К тому же, Вика начала ездить со мной на вызовы — от случая к случаю, «покататься», а потом все чаще и чаще. Через несколько месяцев я решил: раз такое дело, надо ее оформлять на работу. Санитаркой, или еще как. Чего ей, молодой, красивой бабе, пиццу всяким бездельникам возить? Тем более, все равно мне помогает — бесплатно. А могла бы за деньги, хоть и небольшие, а все же что-то.
В общем, обсудили мы с Викой это дело, и я ее потихоньку, без особых напрягов, оформил. Начальство, собственно не возражало: от меня им до сих пор сплошная польза была. Строго говоря, им даже выгодно, чтобы жена вместе со мной работала. Вроде как привязан буду крепче. Хотя, ежу ясно, что нашего брата не женой, а премиальными привязывать надо, самые крепкие оковы — золотые.
Ну, впрочем, ладно. Не о том речь.
А о том, что помощницу мою однажды пробило на откровенность. К тому времени мы уже больше двух лет вместе прожили и почти год проработали бок о бок — казалось бы, никаких неожиданностей быть не может. Ан нет, вылезла неожиданность. Еще какая.
Вика мне прежде о своей семье мало рассказывала, разве только о сестричке все уши прожужжала: Жанна то, Жанна это, и такая красавица, и такая несчастная! Ну, понятно… Но больше ни о чем она не рассказывала. А я не спрашивал. Ну, неинтересно мне, как она жила раньше. Зачем голову ерундой забивать?
И вдруг однажды, по дороге домой, ни с того, ни с сего — в слезы. «Хуйней, — говорит, — мы с тобой занимаемся, Валечка. Полной хуйней!»
И начинает излагать мне ровно то, что я и сам себе регулярно говорю, с первого дня на этой клятой службе. Дескать, алкаши ради своего мелкого, поганого кайфа уродуют жизнь себе и своим близким, а мы их спасаем. Ну да, не бесплатно, но все-таки… А по-хорошему, их бы не под капельницу спатки, а на площади кнутом пороть. Чтобы неповадно было.
Вот такое единодушие. Я чуть со столбом фонарным не поцеловался, от неожиданности. Но ничего, как-то пронесло.
Вика, конечно, в основном, мои монологи повторяла, слово в слово. Все же я ей пару раз жаловался, было дело. Но не как попугайчик долдонила, а очень прочувствованно говорила. Явно больная тема оказалась. Отец у нее, что ли, пил?
Ну да. А как еще коротает досуг мужское население бесчисленных Мухосрансков? Это у нас, в Москве, еще есть варианты, да и тех — раз, два, и обчелся.
И отец у Вики был алкаш — впрочем, почему, собственно, «был»? До сих пор жив-здоров, из матери кровь ведрами пьет, а поутру, похмелившись, кается. И у любимой сестрички Жанночки муж — такой же алкаш.
И у любимой сестрички Жанночки муж — такой же алкаш. Второй уж по счету, а толку-то? Можно и этого выгнать, нового мужика в дом привести, ничего от такого расклада не изменится. Потому что все пьют, поголовно, кроме, разве что, совсем уж грудных младенцев и нищих пенсионеров, которым в начале всякого месяца даже на аптечный фанфурик собрать не удается. Отсутствие денег, как известно, единственный заслуживающий внимания аргумент в пользу трезвости.
«Ты думаешь, почему я в тебя так вцепилась? — спрашивает моя законная супруга, размазывая слезы и тушь по щекам. — Думаешь, москвич, с квартирой, думаешь — поэтому?.. А вот и нет. Я бы в тебя и без всякой квартиры вцепилась, даже если бы ты проездом в Москве, из Казахстана какого-нибудь оказался. Просто ты сказал, у тебя день рождения, а бутылки на столе нет. Вот я и вцепилась, да-а-а-а…»
И ревет, и ревет.
А мне ее признание очень даже по вкусу. Да, и такая бывает любовь с первого взгляда. И такой бывает женский расчет. Ничем не хуже ваших страстей и ваших расчетов. По мне так даже лучше. Мудрее. Прозорливее.
Дома мы до утра проговорили, благо дежурство закончилось, а следующее — аж послезавтра. А телефон можно и отключить, чтобы внеурочными вызовами не беспокоили. Имеем право.
В ту ночь я ей все и рассказал, как на духу. И про изобретение свое тоже все выложил — ну, понятно, без подробностей. Вика все равно ничего не поняла бы: образование-то у нее — средняя школа, да техникум какой-то дурацкий. Торговый, что ли… Никогда бы не подумал, что смогу ей такое про себя рассказать. Но, кажется, правильно сделал. Потому что с того дня я стал по-настоящему понимать, что это значит: иметь близкого человека. Совсем-совсем близкого. Ближе не бывает.
Я уже тогда знал, что однажды Вика скажет: «Давай попробуем». И, что греха таить, ждал этого дня как праздника. Правда, не думал, что она прошепчет это под скрип диванных пружин, когда я… Вот только не понимаю, почему она принялась меня трясти? Схватила за плечи, и трясет, трясет, а я не понимаю ничего, совсем ничего не понимаю, кроме одного: жизнь моя кажется, подошла к концу. Почему — моя ? Мы ведь совсем не о том говорили…