Жалобная книга

Варя переводит дыхание и поспешно объясняет:

— Там, в оригинале, была, конечно, не «детсадовская манка», а «ненавистное нянькино ризотто». Но я взяла на себя смелость заменить. Немногие из читателей знают, что «ризотто» — это просто рисовая каша; вряд ли у кого-то была няня-итальянка. А вот «детсадовская манка» — никого не минула чаша сия. Да и после «манны небесной» мощно звучит, правда?.. Я, собственно, почему читала: решила посоветоваться. Ты все же с Михаэлем знаком. Как думаешь, он бы остался доволен таким переводом?

— Единственное, в чем я действительно уверен: Михаэлю проблемы перевода до одного места. Не до того ему нынче, мягко говоря. Но если тебя интересует мое скромное мнение, «детсадовская манка» — именно то, что надо. И текст, ты права, пронзительный. Странный немыслимо. Не думал, что Михаэль так пишет. Совершенно с его образом не увязывается.

— На самом деле он не совсем так пишет. Это был из ряда вон выходящий монолог, к тому же, вложенный в уста образованного пожилого бюргера, впервые в жизни испытавшего экстатическое состояние… Там, видишь ли, директор музея посетителей тайком каким-то наркотическим газом травил, чтобы искусство больше любили.

Чтобы дня без искусства жить не могли. Ничего себе, да?

— Отличный сюжет, — говорю, одной рукой споласкивая заварочный чайник, а другой помешивая кофе в джезве. Был бы многоруким Шивой, я бы себе еще и бутерброд сделал, и печенье для Вари из буфета достал бы. Но по сравнению с Шивой, я почти инвалид, поэтому придется набраться терпения и выполнить эти прекрасные действия последовательно.

— Ой, да, — мечтательно вздыхает Варя, взбираясь с ногами на диван. — И сюжет будь здоров, и написано отлично. Лишь бы наш перевод не очень все испоганил… Я-то ладно, я хоть стараюсь, по меньшей мере, стараюсь стараться , но мы втроем одну книжку переводим. Я бы хотела сама все сделать, но времени мало. Вечно так получается. Обидно.

За ужином она непрерывно тараторит. Пересказывает роман Михаэля, нахваливает свою коллегу Наташу, которая, собственно, и обеспечивает ее приработком. У самой Вари никаких связей в издательских кругах нет, обивать пороги она не любит, да и не умеет, так что только на подружку надежда. Имя Варино, понятно, в выходных данных не значится, зато деньги Наталья делит по справедливости. Ну да, не слишком большие. Но получать хоть что-то за любимую работу, от которой не тошнит — счастье. Так ей кажется.

Слушаю вполуха, наслаждаясь скорее общим строем беседы, чем ее содержанием. Словно бы со стороны наблюдаю: вот, мы сидим ночью на кухне, жуем, болтаем, — надо же! Все как у людей. Как у настоящих, взаправдашних взрослых людей, чья жизнь заполнена работой, любовью, дружбой, приятными воспоминаниями и совместными планами на ближайшее будущее, а вовсе не смутными чудесами, которые, по правде говоря, составляют единственный смысл моего существования.

Не то чтобы меня не устраивали чудеса, просто иногда, изредка приятно бывает примерить на себя иную какую-то роль, сказать себе: «Гляди-ка, а ведь я тоже мог бы довольствоваться одной-единственной судьбой и чувствовать себя вполне счастливым, или даже совершенно счастливым — при условии, что мне было бы не с чем сравнивать». Приятное чувство, немного похожее на ощущения заядлого автомобилиста во время пешей прогулки: «Вот это да, а ведь ходить мне, оказывается, тоже нравится!»

Другое дело, что человек, который опаздывает, вряд ли пойдет пешком, что бы он там ни твердил о любви к пешим прогулкам. Бросится к автомобилю, никуда не денется, да еще и благословит небеса, что есть под рукой хоть какое-то транспортное средство, плохонькое, да свое.

Опаздывающий правдив поневоле. «У меня нет времени!» — твердит он, даже не подозревая, что как никогда близок к пониманию истинного положения вещей.

Вот и у меня нет времени. Иногда, чтобы не портить приятный вечер, вроде сегодняшнего, я позволяю себе думать, будто времени у меня почти нет.

Но я знаю цену этому «почти».

На самом деле, времени, конечно, нет ни у кого, зато есть приятная, но бесполезная привычка планировать свою жизнь так, словно мы бессмертны. Планы — о, да, есть в изобилии, а вот времени нет; будущее никому не гарантировано. Это утверждение вполне общеизвестно, банально даже. Но для подавляющего большинства составителей планов безжалостная эта формула все же — абстракция. А для меня — непреложный факт, с которым я уже привык сосуществовать. Ну да, да, почти привык.

Опять это чертово «почти».

В отличие от прочих накхов , моих старших товарищей, которые не раз любезно давали мне советы, твердили, что нет ничего лучше для нашего брата, чем расслабиться и пожить обычной человеческой жизнью: полгода, год, или даже больше, а потом снова вернуться в прежний «рабочий» режим, я должен во что бы то ни стало разместить свою персональную бесконечность на отрезке длиною в год.

Следующая весна для меня — последняя. Приговор, кажется, окончательный, обжалованию не подлежит. Не знаю в точности, что со мною случится, и знать не желаю. Возможно, просто умру, перестану быть, как и положено хрупкому комочку органики. Возможно, стану кем-то (чем-то?) иным. Возможно, обрету несколько новехоньких чудесных судеб, вместо одной утраченной. Возможно, просто потеряю все, кроме способности осознавать эту потерю. Возможно…

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135