Жалобная книга

— Ну, почему… Крутились у меня в голове и другие варианты. Но и эти два имели место, ты права.

Тут он торжествующе глядит на меня.

— И что же ты думаешь? Первой я встретил Капитолину Аркадьевну. Она тут же заявила: «какой хороший мальчик!» — и я, понятно, расслабился. Если бы в эту минуту появились придуманные мною монстры и злодеи, могли бы брать меня тепленьким.

— Это мое хобби, — объясняет великанша. — Я тут единственная, кто по-настоящему интересуется коллегами. Сую нос в чужие дела, даже сплетнями не брезгую. Мне, правда, интересно, несмотря ни на что. И еще люблю приходить сюда пораньше, чтобы не пропустить новенького, если вдруг появится. В первый раз все стесняются, это понятно. Но загвоздка еще и в том, что мало кто понимает, зачем, собственно, его сюда принесло? И ведь порой два часа просидишь, а так и не поймешь, зачем все это. Мы все, по большей части, с причудами. Даже пригласить сюда по-человечески мало кто способен, а уж объяснений каких-то вообще не дождешься. Это тебя за ручку привели, как первоклашку в школу. Повезло.

— Да, — соглашаюсь. И снова умолкаю.

— А вот пришла бы сюда неделей раньше, не было бы тебе никакой Капитолины Аркадьевны, — назидательно говорит рыжий. — Она нас на целый месяц покинула.

Глаза у него при этом непроизвольно округляются, брови ползут вверх, приобретая трагический излом. И я вдруг осознаю: да, конечно, для накхов месяц — огромный срок. Почти вечность.

— Ладно, — откликаюсь рассеяно, — я ни за что не стану приходить сюда неделей раньше, обещаю. Спасибо, что предупредил.

Собеседники мои развеселились, а я даже не сразу поняла: что тут смешного? Вот до чего обалдела.

Кафе понемногу заполнялось посетителями. Здесь оказалось не так уж людно. Почти треть столиков в кофейной комнате к восьми вечера оставалась пустой, а в чайной засел один-единственный дядечка средних лет, улыбчивый и молчаливый. За весь вечер он ни разу не поднялся с места, словом ни с кем не обменялся, но разглядывал присутствующих с доброжелательным вниманием — тех, кто не был скрыт от его поля зрения двумя дверными проемами.

Все происходило совсем не так, как я себе представляла. Мне-то мерещилось что-то вроде общего собрания, чуть ли не групповое камлание за круглым столом. На повестке дня прием нового члена в тайную организацию; метание жребия, строгое собеседование со старейшинами, закрытое голосование, общее решение, присяга и прочая масонская суета.

Ага, как же.

На самом деле, наша компания из трех человек оказалась самой многочисленной. Сюда приходили поодиночке, многие так же и рассаживались; лишь изредка кто-то вставал, ненадолго задерживался у соседнего столика и почти сразу же возвращался на место. Со стороны можно было подумать, что все присутствующие забыли дома спички и зажигалки и теперь друг у дружки одалживаются.

Все вели себя так, словно бы зашли сюда случайно, изнывая от субботней скуки. Делали заказы, вертели в руках сигареты, неторопливо цедили напитки; некоторые принялись ужинать. Толстяк в дальнем углу читал книгу и, кажется, за весь вечер ни разу от нее не оторвался, даже ел, не глядя в тарелку. Блондинка с длинной косой подсела к загорелому жилистому старичку, тот извлек из портфеля карманные нарды, и они принялись играть, не обращая решительно никакого внимания на окружающих. Ослепительно красивый юноша-азиат, с раскосыми и жадными, как положено, очами, хмурясь, листал глянцевый журнал; время от времени делал на полях какие-то пометки. Не то выпускающий редактор номера, не то просто очень внимательный читатель, поди разбери.

Несколько человек все же подошли к нам — не все сразу, понятно, а по одному, с большими интервалами, — коротко поздоровались с моими опекунами, одарили меня скупыми, но вполне приветливыми улыбками. Имя не спрашивали, да и сами не представлялись — за одним исключением. Кудрявая, худая, как подросток, брюнетка положила на стол возле моей чашки белую гвоздику с коротким стеблем, шепнула: «Меня зовут Ляля, зимой я молчунья, но как-нибудь, ближе к лету, непременно поболтаем», — и тут же удалилась в другой конец зала. Прочие разглядывали меня издалека — неназойливо, вполне доброжелательно и без особого любопытства, как новую деталь интерьера, приятную, но вряд ли судьбоносную перемену.

В другое время, в другом месте я была бы разочарована, даже обижена: как же, обещали отвести в чудесное место, перезнакомить с волшебными какими-то людьми, а тут скукота, хуже, чем в Маринкином кафе по понедельникам, да и «волшебные люди» кажутся обычными московскими обывателями, сидят вон, жуют помаленьку и не то что на меня, друг на друга внимания не обращают.

И — ничего не происходит .

Но я, напротив, наслаждалась удивительной атмосферой этого разобщенного собрания. Исподволь разглядывала ничем, на первый взгляд, не примечательные, но исполненные обаяния лица. Любовалась сдержанной пластикой жестов. Жадно вдыхала теплый воздух, пропахший кофейными зернами, специями и дорогим табаком, а выдыхала медленно, неохотно, словно бы надеялась, что настроение заразно и передается, как грипп, воздушно-капельным путем.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135