— Какая разница, сколько рублей? Меня, между прочим, никогда еще девушки по ночным клубам за свой счет не водили. И вдруг сбылось. Я с тобой, можно сказать, невинность утратил. За такое ничего не жалко.
Да уж. Крыть действительно нечем.
— Есть вещи, которые имеют значение, — резюмирует мой Иерофант, тормозя у очередного светофора. — Их, честно говоря, очень мало. И есть вещи, которые никакого значения не имеют. Их великое множество. Мне бы не хотелось, чтобы мы с тобой тратили драгоценное время своей жизни, обсуждая, или, хуже того, мучительно обдумывая последние. Угу?
— А как отличить одно от другого? У каждого свой список…
— Что касается списка, просто верь мне на слово, ладно? Потому, что я на несколько сотен лет старше — не по документам, конечно. Но документы как раз относятся ко второй категории ценностей… Смотри, как нам везет! Будний день, обеденное время, а Сущевка пустая. Вот это действительно важно, а все прочее — суета сует, коллега Соломон не даст соврать.
Экая все же скотина. Если он и дальше будет такой хороший, остроумный и обаятельный, я ведь совсем увязну. Пропаду пропадом. Должен бы понимать такие вещи, если уж на несколько сотен лет старше. Быть великодушным, установить рычажок регулятора своего очарования на минимум. Неужели трудно?
Вот если бы он притворялся, сознательно меня охмурял, то-то было бы славно — во всех отношениях. Но нет. Кажется, он просто такой и есть. Даже когда один дома, и никто его не видит.
Какой ужас.
Два часа спустя мы кое-как припарковались на Большой Дмитровке, и без нас под завязку забитой автомобилями. Дела мои к этому моменту, надо сказать, обстояли хорошо, как никогда прежде. Спасенные вещи обрели пристанище в багажнике, а в сумке у меня покоился конверт из плотной, жемчужно-серой бумаги. В конверте я обнаружила великое множество иноземных купюр и записку от Леши: «Милая Варвара, я считаю, что мой долг возместить вам моральный ущерб и компенсировать неудобства, связанные с известными вам прискорбными обстоятельствами, ответственность за которые отчасти лежит на мне. С уважением…» — и неразборчивая подпись с индейской завитушкой, словно бы срисованной с одной из страниц Кодекса Майя. Впрочем, почему «словно бы»? Именно что срисованной. Его Маринка подучила, давным-давно, в те доисторические времена, когда заковыристое отчество и эффектная загогулина вместо подписи были единственным достоянием прыткого юноши с незаконченным гуманитарным образованием.
Мой «моральный ущерб» был оценен в две тысячи долларов. Не то чтобы очень дорого, но и не слишком дешево. В самый раз. Другое дело, что до этого момента мне и в голову не приходило как-то оценивать этот самый «ущерб». Мастеров-саперов все равно не найти, а если уж взыскивать, то с них. Но, поразмыслив, я решила, что Алексей Хуанович поступил со мною по справедливости.
Но, поразмыслив, я решила, что Алексей Хуанович поступил со мною по справедливости. Взрыв в кафе — побочный эффект каких-то его делишек. И хорошо, что он сам это понимает. Очень хорошо. С такими жуками в голове обычно живут дольше, чем без оных. Можно сказать, закон природы.
Да и мне деньги не помешают, чего уж там. Давненько их у меня не было, по крайней мере, в таком количестве.
Благодетель мой отнесся к новости с оптимистическим равнодушием. Сказал: «Ну вот, как все славно, будешь теперь меня чаем в клубах поить до скончания дней», — и тут же, кажется, выкинул из головы неинтересную информацию о моем внезапном богатстве. У него была иная забота: найти место скопления обиженных на судьбу. Колесил по Москве, неодобрительно оглядывал вывески, пока, наконец, не свернул на Большую Дмитровку. Дескать, тут есть очень хорошее местечко. Именно то, что нам требуется.
Кафе мне понравилось. Маленькое, но поделенное на целых три зала. Везде круглые столы, старые стулья с гнутыми спинками, темные деревянные полы, по стенам — не картинки, фотографии. Черно-белые, эстетские портреты фантасмагорических бритоголовых девиц с сигарами в зубах. Они развешаны повсюду, но живых курильщиков привечают лишь в самом дальнем помещении. Понятно, что именно там аншлаг; два других зала пустуют. Думать потому что надо головой, а не задницей.
Мы, конечно, проникли на задымленную территорию, благо один свободный столик там все же нашелся. Когда мы уселись, стало ясно почему: рядом ревел кондиционер, маленький, но сердитый. Меня только что со стула не сдувало.
— Если кто-то уйдет, пересядем, — без особой надежды пообещал мой персональный Вергилий. — Но это, поверь мне, единственный недостаток места. Вокруг — сплошь наши клиенты, за редчайшим исключением. Богема потому что, а какой же русский художник без экзистенциальной муки?.. При этом кофе здесь — лучший в Москве. Ну, или почти лучший. Есть еще два превосходных местечка, покажу как-нибудь… Я даже не стану тебя торопить. Сначала попробуй эту неземную красоту. Ну и оглядись. Выбери, кто тебе по душе.
— Сегодня пусть будет девочка, — говорю решительно. — Для разнообразия.
— Хитрая какая, — улыбается. — Думаешь, девочкой быть проще? Ну-ну. Попробуй.