Зато я ворочался на кухонной тахте до тех пор, пока солнечные зайчики не начали охоту на снулую зимнюю муху, поселившуюся на потолке. Лежал, запрокинув голову, наблюдал за метаниями крылатой страдалицы, старался выколотить из себя ответ на вопрос: понимаешь ли ты, что делаешь? И если да, то какого черта?!
Но партизан я куда более опытный, чем дознаватель. Вышел победителем из неравной схватки с собой. Молчал под пытками, ни намека на ответ не произнес. А потом и вовсе заснул, утомленный душевным раздраем, но все же вполне довольный собой.
С чего бы, интересно?
Стоянка XIII
Знак — Дева.
Градусы — 4*17’09″ — 17*08’34″
Названия европейские — Алальма, Азалим, Азаляме, Альхейре.
Названия арабские — аль-Авва — «Лающий».
Восходящие звезды — бета, гамма, дельта, эпсилон и эта Девы.
Магические действия — заговоры для получения милостей от могущественных лиц.
Магические действия — заговоры для получения милостей от могущественных лиц.
Текст Михаэля стал для меня чем-то вроде охранного талисмана. Стоило мне всерьез углубиться в работу, и жизнь вдруг потекла размеренно и спокойно — по сравнению с двумя предыдущими днями, конечно.
Всю среду я безвылазно провалялась на подушках в компании ноутбука. Мой в меру великий и явно недостаточно ужасный Гудвин с пониманием отнесся к ситуации и слинял сразу после завтрака. В город, «развеяться», по его собственному выражению. Пообещал вернуться «лет через сто, не позже полуночи». Звать меня с собой не стал. Сказал, что я честно заслужила передышку, а Михаэль — шанс на хороший перевод, так что нас следует оставить наедине и посмотреть, чем это кончится. Шепнул: «береги его», — и подмигнул заговорщически. Я подумала, что с такими ужимками хорошие подруги перепоручают друг дружке общего любовника; хотела сказать это вслух, чтобы вместе посмеяться, но прикусила язык, сама уж не знаю, почему.
Весь день я работала, почти не отвлекаясь на ревнивые размышления о людях, чьи судьбы проживает сейчас рыжий колдун. То есть, время от времени эта дрянь все же лезла мне в голову, особенно, когда я отрывалась от компьютера, чтобы сварить кофе, или начинала резаться в «Червы» с неизменными виртуальными партнерами, Трусом, Балбесом и Бывалым, в надежде получить передышку.
В гробу я, честно говоря, видела такие передышки.
На закате я неожиданно дала слабину и немного поревела, сама не понимая, что оплакиваю. Себя? Рыжего Оле-Гудвина-Максима, твердо уверенного в собственной недолговечности? Мальчика Вадима, чью счастливую судьбу я вчера почти нечаянно, почти по неведению стибрила в кафе, не оставив ему ни единого шанса на яркие переживания? Девочку Инну, которая медленно, но верно сходит с ума от невозможности навсегда стать тенью сестры-близняшки? Угрюмого человеконенавистника Валентина Евгеньевича? Утро минувшего понедельника, когда и стены «Шипе-Тотека», и мое сердце были целехоньки, любо-дорого поглядеть?
Но я почти сразу успокоилась. Отправилась в ванную, окатила голову должным количеством проточной воды и тут же пришла в себя. Как ни в чем не бывало.
Да, собственно, и не бывало. Ни в чем.
«Удрать бы, что ли, сейчас отсюда, — лениво думала я, перезагружая подвисший за время моего отсутствия компьютер. — А что, вот взять, да и удрать. Позвонить Наташке, договориться, переночевать у нее, завтра закончить перевод, а потом… Куда угодно можно направить свои стопы, да хоть бы и за границу, Лешины деньжищи прокучивать. При таком раскладе, сперва нам обоим (или только мне? — ладно, не важно) будет очень плохо, зато потом — вполне хорошо. А если не удеру — тот же сценарий, но в обратном порядке. Сегодня он снова погладит меня по голове, и завтра тоже погладит, а послезавтра, возможно, мы отыщем безопасное место для поцелуев, чем черт не шутит? Зато потом…»
Ох. Не хочу додумывать.
И, кстати, черт бы с ними, с его дурацкими чудесами. Не уверена, что они мне нравятся, эти чужие судьбы. Хотя…
В итоге я рухнула на подушки и снова набросилась на Михаэлев текст, как пьяница на брагу. Ясно ведь, что не удеру никуда. Буду тут сидеть, пока силой не выпрут. В сущности, все ужасно. Но стоит вообразить, как…
Это многоточие, если разобраться, и держит меня в плену. А вовсе не обещанные и явленные чудеса. Хреновая из меня ведьма. Аж никакая. Не зря ведь носом не вышла.
Виновник моих терзаний вернулся задолго до полуночи. Возможно, с его точки зрения, разлука наша, и правда, длилась сотню лет, но со стороны это не было заметно.
Возможно, с его точки зрения, разлука наша, и правда, длилась сотню лет, но со стороны это не было заметно. Накормил меня ужином, напоил ароматным чаем, терпеливо выслушал мой сбивчивый отчет о мелких лингвистических победах, а потом уложил спать и рассказал на ночь целых две сказки. Сперва про рыбку, которая долго искала и, наконец, нашла хитроумный способ сбежать из аквариума и уцелеть. Потом — про птичку, которая нарочно давалась в руки птицеловам: очень уж ей понравилось, когда мальчик, купивший ее на рынке, открыл клетку и сказал: «Лети!» Птичка прекрасно понимала, что идет на риск: где гарантия, что следующий покупатель окажется столь же великодушным? — но не могла противиться соблазну. Судьба была к ней милосердна: безрассудная птичка раз за разом получала свободу, и тут же принималась рыскать по зарослям в поисках новых тюремщиков.
Сказочником мой Гудвин оказался отменным, что да, то да. Я чуть было не предложила ему записать и как-нибудь издать все эти истории, да вовремя прикусила язык, вспомнив, что у него мало времени. «Не до пустяков», — не скажет, так подумает. Поэтому я просто закрыла глаза и уснула — на удивление безмятежно.