Крежень потел и дрожал рядом. Глаза его были безумны. В кулаке зажата игла. Но Иван не отпускал руки. Нет!
Обойдутся!
А голос гремел в самом мозгу:
— Слышьте слышащие! Зрите зрящие! Идет эра наша — и отдает наш Господь в руки наши для большого мщения жертвы наши, коим несть ни числа, ни счета, кои порождены предсуществами и уйдут в ничто таковыми, напояя нас кровью своей. Услышьте сердцами своими — час близок. Уже отверзаются врата Мироздания! И идет время наше!
Ивану захотелось вдруг залезть на единственное в подземелье возвышение, на плаху шестиконечную, прямо под ноги угрюмо?напыщенной Ливочке, вытащить ручные лучеметы и жечь! жечь!! жечь весь этот гнусный сброд до последней твари!!! Ведь надо хоть что?то делать!
Ведь нельзя же все время оставаться созерцателем, дьявол их всех забери! Нервы. Сдают проклятые.
— Пойдем отсюда! — шепнул он Седому.
— Еще рано, — ответил тот, — не выпустят.
— Почему?
— Надо приобщиться, — Седой выразительно поглядел на свою иглу.
— Ну уж нет, — рассердился Иван.
— Здесь все просматривается. Чужаков уничтожают без всякой болтовни, сразу!
Ивана передернуло. Этого еще не хватало — приобщиться! Быстрее он приобщит всю эту вонючую шоблу, так приобщит, что никогда и нигде не потребуется им уже никаких приобщений и посвящений.
— Ты можешь ткнуть, — сказал он Креженю, — а я покручусь рядом — никто не заметит.
— Заметят! Ты и меня погубишь.
— Мне тебя не жалко.
— Тогда себя пожалей!
Тела истязуемых на глазах превращались в трепещущее месиво, кожи не было видно, лишь пузырящаяся каша покрывала несчастных. Но ни единой кровинке не давали упасть на мрамор черных плит, густые капли подхватывали ладонями, губами, к жалким струйкам припадали ртами. Сами истязатели тряслись в вожделении и экстазе. Это было нечто невероятное.
Это было нечто невероятное. Но тела жили, вой и визг не смолкали, зудящий гул толпы становился все сладострастней и неистовей, и припадали к жертвам все новые и новые алчущие.
— На, держи! — Крежень сунул в руку Ивану иглу. Он ее вырвал у какого?то обезумевшего, повалившегося на плиты юнца. Юнец корчился в судорогах падучей. И это воины Сатаны! Иван скривился, поправил черную накидку, натянул на глаза капюшон и с явной брезгливостью сжал в ладони протянутую иглу.
— Только быстро! — процедил он сквозь зубы.
— Один миг! — обрадованно сказал Крежень.
И они пошли к извивающимся, полуобескровленным жертвам. Иван грубо распихивал снующих рядом, толкал локтями, давил ногами … большего он пока не мог себе позволить. Иди! И да будь благословен! Он снова предает и себя и пославших его. Это просто наказание какое?то заклятье! Он вдруг вспомнил про страшное, черное заклятье, наложенное на него духом Пристанища, ведьмой?призраком, что преследовала неотступно все те жуткие, невыносимые годы. Заклятье! Он разорвет путы колдовства. Надо идти! Крежень не показал еще и десятой части сокрытого во мраке! Надо идти.
Он увидал, как Седой с явным удовольствием ткнул своей иглой прямо в пах жертве — кто это был, юноша или девушка, теперь различить было невозможно — ткнул и затрясся в непонятном ознобе, заклацал зубами, изо рта прямо на шрам потекла слюна, зрачки расширились, стали черными.
— Хватит! — не выдержал Иван.
Крежень выдернул иглу. Мотнул головой.
— Теперь ты! — прошипел он.
Надо было колоть. На Ивана смотрели тысячи глаз — явных и потаенных. Надо! Он вытянул руку и чуть коснулся тела острием иглы. Он даже не проткнул самого верхнего, исколотого слоя, но его вдруг словно разрядом тока ударило, дернуло. В голове помутилось, сделалось как?то легко и радостно, будто от первого стакана водки, выпитой после долгого и изнурительного труда, по телу побежал живительный бодрый огонь, все закружилось, завертелось … смутный полумрак рассеялся, уступая место изумрудно?зеленому свечению, и из глубины свечения неожиданно выплыла криво ухмыляющаяся дьявольская рожа, вперила в Ивана огненные зрачки зверино?рысьих глаз, оскалила острые клыки. Он не успел отпрянуть, когда меж клыков мелькнул вдруг черный раздвоенный змеиный язык, вырвался наружу, ударил в лицо, обвил шею смертным арканом. Но ужаса Иван не ощутил, его уже несло на волнах теплого и быстрого потока, несло в блаженство, в осязаемую и сладостную нирвану. Сверкали острия ледяных сосулек, сталактитов и сталагмитов, совсем как на Хархане, неслись вверх и вниз сияющие водопады, перемигивались друг с другом тысячами высверков рубиновые и янтарные россыпи. И он уже не ощущал на шее языка?аркана. Он видел наплывающую тьму. И из тьмы выявлялось нечто до боли и ужаса знакомое. Иван глазам своим не верил. Авварон Зурр?бан Тург! Именно он в Шестом Воплощении Ога Семирожденного! Карлик?исполин! Колдун?крысеныш!
Один из повелителей Тьмы и Мрака!
— Ну вот ты и сделал первый шаг мне навстречу! — гугниво и картаво прошептал Авварон, кривя толстые губы в плотоядной усмешке. — Я ведь тебя предупреждал — исхода не будет! Ты наш!
— Где я?! — завопил истошным голосом Иван. Его вынесло из блаженства, вышвырнуло. Он вновь все видел и понимал. Но сон?наваждение не прервался.
— Ты там, где тебе и надлежит быть. Ты в Пристанище! — ответил Авварон, не сводя своих бездонных глаз с Ивана. — А Пристанище в тебе. Пристанище повсюду.