— Конечно возьмешь, — без тени сомнения согласился оборотень.
— И не дерзи старшим! — Кеша рассердился. Но тут же поймал себя на мысли, что неизвестно еще, кто из них двоих старше. — Возьму, ежели ты, образина, будешь меня слушаться.
— Буду, — сразу же ответил Хар.
— И ежели ты делом докажешь, что оборотень! — разошелся Кеша.
— Что нужно?
— Понимаешь, на земле навалом всяких инопланетных собратьев наших. Но они все на учете?пересчете. А ты вроде бы вне закона, как и я. Быть в облике разумного, да еще двуногого существа ты не имеешь никакого права, усек?
— Не имею права, верно, — ничуть не обидевшись, произнес Хар. Он как?то сильно ссутулился, стал до того несчастным, облезлым, горемычным, будто больной, нищий, брошенный всеми старикашка из Сообщества.
Но Кеша замотал головой.
— Нет?ет! — пояснил он. — Человеческий облик тебе не годится. Вот пожил бы ты среди людей век?другой, так научился бы превращаться в них на все сто, а так нет, Хар, это все халтура. Я тебя возьму на Землю своей собакой… — Кеша осекся, ему стало неловко и стыдно за свое предложение, так унизить брата по разуму, хорош он гусь!
— Шарки? — сразу переспросил Хар.
— Понимаешь, пород собак так много, что никто в них никогда не разберется, главное, чтоб на четвереньках, шерсть, хвост, уши, язык чтоб висел… короче, у тебя получится.
Хар принял предложение с достоинством и без сомнений. Он опустился на четвереньки, закрутился, заюлил, завертел задом, затряс головой, словно пародируя бортового ньюфаундленда. Но в такого же красавца превратиться не сумел, а стал облезлым, прямо говоря, поганым, драным, мосластым псом с совершенно несобачьей головой, с плавникастыми лапами, выщипанным жалким хвостом и просвечивающим из?под редкой шерсти бледно?желтым впалым брюхом.
Но в такого же красавца превратиться не сумел, а стал облезлым, прямо говоря, поганым, драным, мосластым псом с совершенно несобачьей головой, с плавникастыми лапами, выщипанным жалким хвостом и просвечивающим из?под редкой шерсти бледно?желтым впалым брюхом. Два длинных уха свисали вниз наподобие мерзких старых мочалок. Морда немного вытянулась, язык свесился набок. Но глаза остались рыбьими, пустыми и бессмысленными.
— Нормально, — в глубоком раздумий протянул Кеша. И крякнул совсем по?стариковски.
Именно в эту минуту с оглушительным лаем из дальнего конца винтовой подъемной трубы?сочления выскочил огромный и великолепный Шарки. Это был не пес, это был сам царь зверей и всех прочих тварей — огромный, бесстрашный, благородный и всемогущий. Он пронесся черным драконом метров двадцать… и вдруг застыл как вкопанный, шерсть на загривке вздыбилась, глаза налились кровью, обнажились клыки. Кеша с опаской подумал — конец его другу Хару, все, крышка, сожрет его сейчас этот царь зверей. Но произошло нечто неожиданное: вместо царского львиного рыка из огромной пасти вырвался испуганный щенячий, пронзительный визг, шерсть на загривке опала, ноги подломились… и Шарки упал, извернулся с шустростью нецарской, опустил голову и, не чуя лап под собой, будто самая жалкая и трусливая дворняжка опрометью умчался прочь, в изгибы труб?переходов.
— Нормально, — подтвердил Кеша решительно. — Мы у Таеки ошейник выпросим и поводок, все будет путем. Ежели какой хмырь?собаковод заинтересуется, скажем, э?э?э, зангезейская борзая… Но! Но!! Ты?то помалкивать будешь, это я скажу, а то ляпнешь еще: я, мол, борзая зангезейская, на Землю прилетела… тут нам и хана! Усек?
— Усек, — еще раз подтвердил Хар. Ему даже удобнее было стоять на четвереньках. Но надо было вжиться в образ. И оборотни не всесильны.
В этот же вечер они покинули станцию. Таека плакала. Серж Синицки не пошел их провожать. Серж скучал.
Когда Кеша садился в прогулочный легковой бот, он старался не смотреть на красавицу?капсулу. И зачем он только пригнал ее сюда! Да на ней можно было б идти хоть сейчас… в атаку, на штурм, на любых врагов и недругов! Но Иван строго?настрого приказал спуститься на Землю по?тихому, осторожно, чтобы ни одна веточка не шелохнулась, чтоб ни одна пылинка не поднялась с насиженного местечка.
Иван дал точные координаты. И дал ему право — право добывать нужное любыми средствами. Любыми! Хотя право это было не подкреплено ничем, кроме их содружества в тяжком деле и обреченности в случае проигрыша, но Кеше этого вполне хватило. На задание отводился один день, самое большее полтора. Потом Кеша мог смотаться на пару часиков в родные края, дольше там находиться опасно, а на пару можно. Но это потом. А сейчас… Ребров отдыхал на своей дачке в ста верстах от Петрограда. И стояла дачка на бережку тихого крохотного озерца, посреди древних елей — сказочные были места. У Кеши сердце защемило еще на подлете. А как вздохнул чистого русского воздуху, как затянулся синевой, прозрачностью и чем?то вообще не имеющим названия, но пьянящим, так и загудело в голове, закружилось все — присел на мшистый пень, сгорбился, прикрыл глаза.
Хар притулился рядом, по?собачьи вертя хвостом и озираясь. Он входил в роль. Но все?равно он здесь был чужим. Чужак, не проявляющий ни малейшего любопытства. Странный чужак.