— Никуда мы с ним не ходили и жизнью вместе не рисковали, — неожиданно резко прервал Кешино словоблудие хозяин, подкатил на своем кресле почти вплотную, зло вытаращился. — И слезу я пускать не собираюсь, каминов тут нет, и спирт мы с ним на Гадре не пили, потому что бывали там в разное время, понял? Говори — чего надо?!
Кеша погладил оборотня по растрепанной голове, ухмыльнулся.
— Верно, не пили, — неожиданно покладисто согласился он и добавил: — А могли бы пить, ежели б были настоящими друзьями!
— Короче!
— Короче, не твоему, а моему хорошему и верному другу Ивану надо было пройти через триста тридцать три круга ада, чтобы понять, Толик, не друг ты ему и не товарищ…
— Чего?о?! — от неожиданности хозяин побелел, вот это наглость.
Да надо было гнать нахала в три шеи, а он его принимает, потчует. Лапки у кресла вдруг стали расти, вытягиваться — и сам Ребров, сидящий в своем лиловом кресле, вдруг возвысился над гостем, воззрился на него сверху вниз. Восьминогий подбежал ближе и застыл возле роскошного дивана, выражая полную покорность.
— А того, — спокойно продолжил Иннокентий Булыгин, каторжник и рецидивист, — понял Иван, что это ты, Толик, его путал, что это ты его кружил, будто бес в заснеженном поле. Ведь куда бы бедный и простой Ваня не тыркнулся, в какую бы дверцу ни ткнулся со своей и нашей общей большой бедой, там уже знали — пришел спятивший десантничек, переутомившийся на заданиях в Дальнем Поиске, дело?то привычное, обыденное — сорок процентов погибают, тридцать калеками остаются и спиваются, а все остальные от перегрузок с ума сходят, кто по?тихому, кто по?буйному. Так было?!
— Врешь ты все! — Ребров облизывал пересохшие губы, Голос у него сразу как?то сел, потерял начальственную непреклонность и жесткость, снисходительность. — Где доказательства?
— А нигде, — очень просто ответил Кеша.
— Ага?а! — обрадовался хозяин, откидываясь в кресле на спину. — Нету доказательств! Оклеветать хочешь!
— А зачем нам они? — поинтересовался Кеша. — Я знаю, что говорю правду. И ты знаешь, что я говорю правду. Все очень просто, Толик. Здесь не суд присяжных, здесь ни адвокатов, ни прокуроров нет. Только я да ты. Или, может, будешь косить, что и впрямь считал Ванюшу за трехнутого? Ну чего ты зенки пялишь, чего ты головою трясешь?
— Да как ты смеешь, мразь?! — Ребров поднял свою мускулистую волосатую руку и погрозил Кеше скрюченным пальцем. — Вон отсюда!
— Я уйду, — вежливо и с достоинством отозвался Кеша, — но не раньше, чем ты ответишь на все мои вопросы. И запомни, Толик, я не Иван, я не буду предаваться размышлениям о природе добра и зла, меня на Аранане за тридцать лет разучили размышлять на эти темы, ты понимаешь, о чем я говорю!
Ребров беззвучно рассмеялся, скрестил руки на груди.
— Дом заблокирован, — процедил он сквозь зубы. — И ты, мразь блатная, отсюда никогда не выберешься. Я не люблю, когда со мною так разговаривают!
Кеша улыбаться не стал. Ему было и скучно, и противно. Он поглядел на свой наручный сервохронометр, приобретенный в долг у Дила Бронкса, нахмурил наведенные Таекой черные брови.
— Я уйду отсюда ровно через час, — сказал он твердо и без суеты. — А вот выйдешь ли ты отсюда когда?нибудь, зависит только от тебя…
Он не успел договорить — восьминогий прыгнул на него внезапно, будто паук на свою беспечную жертву. Но Кеша не был ни беспечным, ни тем более жертвой. Он чуть взмахнул левой рукой — и тяжелое металлическое тело кибера едва не придавило Хара, тот еле успел отскочить. Луч сигма?скальпеля прожег обивку дорогого дивана. И Кеша, глядя на дыру, сокрушенно покачал головой.
— За ношение оружия повышенной… — прокурорским тоном начал хозяин, приподнимаясь еще выше.
— Заткнись! — коротко оборвал его гость. И плюнул на останки восьминогого — того уже не восстановишь, чего жалеть.
Лиловое кресло начало сворачиваться, укрывая в своих внутренностях Реброва. Это была совершенно несерьезная, неуклюжая попытка к бегству.
— Я пропорю тебя вместе с броней твоего креслица! — предупредил Кеша и поднял скальпель.
Одновременно из трех разных входов в гостиную ворвались два десятка неживых тварей, от простого шестилапого кибера до биороба?уборщика с зажатым в щупальцах парализатором. Кеша чуть не расхохотался. Это надо же, какая самонадеянность! Этот негодяй был настолько уверен в своей безопасности, неприкосновенности, что не держал на своей дачке даже одного?единственного боевого кибера?охранника.
Кеша чуть не расхохотался. Это надо же, какая самонадеянность! Этот негодяй был настолько уверен в своей безопасности, неприкосновенности, что не держал на своей дачке даже одного?единственного боевого кибера?охранника… впрочем, ведь это Земля, тут свои законы, тут все давно размякли и изнежились!
— Не позорь себя, Толик, — проговорил Кеша со снисхождением, — не надо! Может, ты будешь еще махать на меня веником или кропить святой водой? Убери свою обслугу, пускай стригут клумбы и чистят сортиры.
Кеша бросил под ноги скальпель.
— Выходи!
Толик Ребров, обрюзгший и тяжелый, несмотря на постоянную муку в тренажерах, заскрипел зубами, тихо замычал и вылез из своего кресла. Он был достаточно силен, чтобы самолично расправиться с этим бандюгой, с этим шантажистом и негодяем. Но он давно отвык делать такие вещи собственными руками.