Дверь распахнулась в темноту и сырость. Опять подземелья, опять трубы, заброшенные коммуникации, позабытые ходы?выходы!
В мрачной комнате с низким потолком сидели двое. И смотрели на экран — отслеживали весь их путь, Иван сразу понял это. Молодой человек в юбочке обратился к плешивому толстяку.
— Ганс, проверь этого парня.
— Может, сразу шлепнуть? Так надежнее! — предложил сутулый блондин с наколкой у виска. Наколка была русской: православный крест и буква «В». Но говорили все на новонемецком.
— Буйный тебе разъяснит, что надежно, а что нет, — сказал плешивый толстячок в зелено?желтом джинсовом костюме с кожаными заплатами на локтях и коленях, Ганс.
— Буйный никогда не вернется, болван! — отрезал сутулый.
Они долго молчали. Иван тоже не решался нарушить молчание.
Наконец Ганс указал на кресло в углу комнаты.
— Садитесь!
Иван подчинился. Огромный колпак накрыл его полностью, погрузил в черноту.
— Ага?а!!! — завопил вдруг сутулый, будто не было преграды, будто он стоял за спиной. — Чего это у него?о?! Отвечай, падаль! Ганс, снимай колпак, его надо кончать!!!
— Что у вас в кармане, верхнем, внутреннем? — спокойно спросил Ганс.
— Яйцо?превращатеяь, подарок Гуга Игуифельда Хлодрика Буйного, — напрямую ответил Иван.
— Яйцо?превращатеяь, подарок Гуга Игуифельда Хлодрика Буйного, — напрямую ответил Иван.
Сутулый затих, но было слышно, как он суетно и нервно сопит. Больной. Наркоман. Иван навидался таких. Но сейчас он был в руках у этих негодяев, ничего не поделаешь, только они могли ему помочь.
— Это он, — выдал наконец Ганс. — Хватит ломать комедию. А ты, Костыль, успокойся. Гуг вернется, он тебе почистит харю.
Сутулый огрызнулся, затих.
Колпак вместе с чернотой ушел вверх.
— Говорите, — предложил молодой человек.
Иван огляделся по сторонам, будто отыскивая более солидную публику, ну, хотя бы гуговых заместителей, ему был не интересен этот щегленок в юбочке, юнец с крашенными волосами.
— Здесь никого больше нет и не будет, — предупредил гостя Ганс, — все заняты делом, они далеко, понимаете?
— Нет, я в этих делах не разбираюсь, — ответил Иван, — но вы должны мне помочь. И Гугу Хлодрику тоже… Мне нужны точные его координаты на Гиргее, вам они должны быть известны, Мне нужна самая полная информация о нем, его вещи — вы понимаете, о чем я говорю?
— Догадываемся, — тихо произнес плешивый Ганс. — Я не стал бы открываться никому другому. Но вам скажу. Группа освобождения готовится уже полгода. Это не так просто. Мы вложили в дело две трети всех запасов. Но акция намечена на декабрь, понимаете? Придется потерпеть.
— У меня, к сожалению, нет столько времени. Сегодня вечером я ухожу на Гиргею.
Иван говорил размеренно, ровно, без нажима. Он не любил повторять, разжевывать.
— Его надо убрать, — вновь предложил сутулый Костыль. — Он сорвет акцию, он угробит дело.
— Я семнадцать раз был на Гиргее. Я начинал ее геизацию, дружок. Я пойду на нее в восемнадцатый раз. И я вернусь с Гугом. Без него мне нечего делать на Земле. Гуг обещал мне в случае чего не меньше трех сотен крепких и толковых ребят, готовых на все, ясно? Мы с Гугом кровные братья, мы гибли с ним вместе, и вместе воскресали. А вам одним не хрена делать на Гиргее! Вы можете готовиться еще два года, но у вас ни черта не получится. Кто из вас там был?
— Вон, Костыль! — ответил молодой в юбочке.
— Какой уровень?
— Двенадцать дробь тридцать один ИК, четырнадцатая зона.
— Общая зона?
— Да.
— А Гуг торчит на самом дне, верно я говорю?
— Верно, — ответил Ганс, — мы дадим его точные координаты. Он обернулся к двоим другим: — Он не врет, он сделает все… а мы пойдем с ним, поможем.
— Нет! — отрезал Иван. — Вы все запорете.
— Шустрый малый! — взъярился Костыль. — Ты откуда такой умный выискался?
— И еще мне нужны его вещи! — заявил Иван, не реагируя на слова сутулого.
— Круто загнул…
— Гуг запретил их даже показывать, он велел хранить их, — скороговоркой выпалил Ганс. Он был в растерянности. Он прощупал Ивана, убедился на все сто, что это не агент Европола, не провокатор, что это один из самых близких Гуговых друзей, но… приказ босса есть приказ босса.
— Я с ним поговорю сейчас по?свойски! — В мосластой лапе Костыля сверкнул изогнутый нож. Лезвие сверкало розовым пламенем — агаролийский титан, режет сталь, раны от него не заживают никогда.
Иван, не поворачивая головы, перебил кисть сутулому.
Нож вонзился в каменный пол. Юноша в юбочке спрыгнул со стола, на котором сидел. Ганс упер руки в бока, обе кобуры на его бедрах поползли вверх — автонаводка, психокоманды. Нет, он не посмеет.
Ганс упер руки в бока, обе кобуры на его бедрах поползли вверх — автонаводка, психокоманды. Нет, он не посмеет. Иван ждал.
— Ну хватит уже!
Стена ушла вверх, будто ее и не было. Свет резанул по глазам. Седой полноватый мужик в серебристом комбинезоне недовольно кривил нижнюю губу, изуродованную длинным шрамом. Шрам шел через все лицо. И от этого не было понятно, что выражает само лицо, оно вообще было непонятным, отсутствующим.
— Садитесь!
К Ивану подкатило огромное кресло с мягкими подлокотниками. Он прекрасно знал, что именно из таких подлокотников и выскакивают стальные наручи, приковывают пленника к креслу. Но он сел в него. Откинулся.