Но Крежень не жалел бывшего вожака банды.
— И она отвернулась от тебя, Буйный, понял? Ты так долго лез ко мне со своими вопросами. А теперь смекни, может, лучше бы и не стоило любопытничать, а?
— Они ли, Гуг! — вклинился Иван и дернул Гуга за плечо.
— Это спектакль, Гуг, запись сфабрикованная!
— Нет, это она, она… — Гуг захлебывался слезами, он почти не мог говорить. — Но почему… почему у нее глаза пустые? Ваня, ты же видел… у нее пустота была в глазах, пус?то?та?! Понимаешь?!
В глазах у Ливадии Бэкфайер и впрямь было что?то нечеловечески пустое, отсутствующее, но Иван решил не развивать Гугову мысль. Он лихорадочно думал, как выкрутиться из этой нелепой ситуации. И он уже догадывался, он знал точно — ему пощады не будет.
— Ты всех предал, Буйный, — гнул свое Крежень, он же Седой, он же Говард Буковски, — ты предал погибших на Параданге, предал и сам же расстрелял их, ты предал парней на Гиргее, а ведь они поверили в тебя, они пошли за тобой… Ты всех и всюду предавал, ты думал только о себе. Я лишь прерву эту цепь предательств и подлости, я прикончу тебя. Буйный. И совесть перестанет тебя мучить.
— Врешь, сука! — взревел Гуг, оправдывая свое прозвище. — Меня подставляли, да! Но я никого не предавал! Запомни это хорошенько: ни?ко?го и ни?ко?гда!!!
Вспышка лилового пламени скользнула возле самого уха седого викинга — и расплавленная серьга дрожащей каплей упала на пластик пола, зашипела.
— Не дергайся, Буйный!
Гуг схватился рукой за обожженное ухо. Он как?то сразу успокоился.
— Сигурд правильно говорит, — вновь заулыбался Крежень, — не надо дергаться. Оружие на пол!
— Нет, Седой, мое оружие останется при мне, ты его снимешь только с моего трупа, — тихо и размеренно ответил Гуг.
Иван молча выложил на стол гамма?парализатор и карманный лучемет ближнего боя. Отстегивать с локтя рукоять меча он не стал, а вдруг еще пригодится.
Он неожиданно для себя подумал: а какой, интересно, сейчас номер откалывают там, наверху, в кабаке и заметили там их пропажу или нет? Какая разница! Иван вздохнул. Вот и славно, сейчас его будут пытать, мнемоскопировать, а потом убьют. Вот и разрешатся сами собою все проблемы, и ни перед кем и ни перед чем он отвечать не будет, пускай человечество само перед собой отвечает, само себя защищает, само себя спасает. Все просто. И кончилось благословение, кончилось. Иди, и да будь благословен! Он шел. И он пришел. В жизни все кончается просто, без театральных пышностей и накруток.
— Буйный, тут командую я, — в голосе Креженя зазвучала сталь, — не опошляй свои последние минуты.
Оружие на пол!
Гуг снова сжал кулаки на столе. Поднял глаза на Креженя.
— А теперь слушай меня, Седой, — заговорил он тихо. — Ты ведь всегда был пижоном, фраером, верно?
Кто?то из стоящих с лучеметами парней хихикнул, но тут же осекся.
— У тебя ведь есть маленькое кругленькое зеркальце, в которое ты все время смотришься, когда думаешь, что тебя никто не видит?
— Короче!
— Так вот достань его и погляди на себя. Погляди на свою шею.
Иван поразился перемене, произошедшей с Говардом Буковски. Как и получасом ранее лицо его вдруг окаменело. Рука полезла во внутренний карман кожаного плаща. Там и впрямь оказалось маленькое, кругленькое зеркальце в золотой сферической оправе, усеянной какими?то красными сверкающими камушками. А он и в правду пижон, подумалось Ивану, они бы наверняка нашли общий язык с Дилом Бронксом, оба любят побрякушки да безделушки, оба любят себя… Иван не додумал. Лицо Креженя исказила уродливая гримаса, на него было страшно глядеть.
— Что это? — выдавил он испуганно. — Что это?!
Теперь он видел в своем зеркальце собственную крепкую и холеную шею, видел и маленькую ранку прямо на коже, скрывающей под собой артерию. Похоже, именно эта ранка и напугала Седого, напугала до еле сдерживаемого безумия.
Похоже, именно эта ранка и напугала Седого, напугала до еле сдерживаемого безумия.
— Что это?!
Гуг не ответил. Он разжал кулаки, показал Креженю свои пустые ладони. И продолжил:
— Вот и прикинь, падла, понадобится тебе мое оружие? — Помолчал и добавил: — Нет, Седой, не понадобится. И мне оно не понадобится, сам понимаешь.
— На понт берешь, — прервал его Крежень.
— На понт? — Гуг сдержанно рассмеялся. Но тут же обрел равновесие и очень спокойно пояснил: — Да, Седой, когда я тебя наверху придушил малость, а ты сомлел, я тебе вот из этой штучки… — он поднес к глазам Креженя свою широченную ладонь — на мизинце красовался беленький перстенек, повернутый кругляшом?камушком внутрь. — Я тебе из этой штучки прямо в твою жилу поганую впрыснул одну маленькую?маленькую капсулку, понимаешь?
Судя по выражению лица, Крежень все понимал.
— Перстенечек?то не простой, а с психодатчиками, — Гуг криво улыбнулся, — вот скажи мне сейчас, Седой, что ты ощущаешь?
Крежень начал медленно наливаться кровью. Глаза полезли из орбит. Он судорожно порвал ворот, начал хватать воздух губами.
Бумба Щелкопер выступил вперед и сунул дуло прямо под нос Гугу Хлодрику. Но Крежень, сипя и матерясь, отмахнул дрожащей рукой ствол лучемета.
— Вот так?то, Седой, — добродушно растолковал Гуг, — мы с тобой столько проработали, а ты, дружок, меня за кого держал?то сейчас, за лоха, за фраера залетного. Очень ты ошибся, Седенький ты мой, очень!