— Извините, — карлик стоял над ним, смущенно улыбался, — не надо меня трогать руками, у меня в последние годы появилась нехорошая реакция, я не владею собой, еще раз простите!
— Да чего уж там, — проворчал Иван?Гуг, вставая на ноги и потирая ушибленную челюсть, — но заложников надо беречь! Вы их угробите — и нам всем крышка, как можно этого не понимать?!
— Они крепкие ребята.
Верно я говорю? — карлик Цай поглядел на лежащего с разбитым носом. Тот оскалил зубы.
— Надо их увести туда, повыше.
— Не надо, — Цай ван Дау покачал головой, — пора!
В люк просунулась рука с парализатором, потом и весь белый Фриц, долговязый, тощий малый с большим горбатым носом.
— Гуг! Они выкрали троих! Прямо с постов — парни все видели своими глазами.
— Кого?! — рявкнул карлик.
— Бешенного Джила, Коротышку и Чугу Дармоеда! Сетями?парализаторами. Те и очухаться не успели — три водохода, три сети, тихо и быстро! Кранты нам всем скоро, разбегаться надо, поодиночке драпать!
— Сколько наших осталось, значит? — зловеще спросил Цай.
— Стало быть, тридцать четыре и два андроида…
Вспышка блеснула неожиданно. Иван не успел глазом моргнуть, как Белый Фриц завалился на перемычку, пополз вниз.
— Ошибся, Фриц! Нас осталось не тридцать четыре, а тридцать три, трусы и паникеры нам не нужны! — карлик Цай убрал за спину гамма?пистолет.
— Знаете, что, любезный ван Дау, если бы не мое обещание Гугу Хлодрику, я бы немедленно ушел от вас! Это бесчеловечно, черт побери! — сорвался Иван.
— Это необходимо, — мрачно заявил карлик. И добавил: — Нам пора возвращаться. Я уже дал команду ребятам.
— Предлагаем вам сдаться! — прогремело сверху. — Никто не будет наказан…
Путь наверх занял вдвое меньше времени. Иван пропустил отпрыска инопланетной династии императоров вперед, затворил черную панель. Сборы! Самое нудное дело.
Всегда чего?нибудь да забудешь. Он бросил Гугову торбу на диван, присел рядом, щелкнул сервозамочком. Но не успел ничего достать.
Из?за стеллажа бесшумной черной кошкой в белых сапожках выскользнула Лива.
— Скоро утро, — томно протянула она и выгнулась.
Иван?Гуг растерялся. Красавица?мулатка была совершенно голой, если не считать ее сапожек с золотыми пряжечками. Тяжелые налитые груди мерно вздымались над осиной талией, переходящей в довольно?таки пышные бедра. Истомой и негой веяло от этой чудной фигуры. И еще чем?то… Иван залюбовался. Как она поднимает плечики вверх, как выгибает бедро, как поводит темно?синими в полумраке глазищами! Кошка, черная просыпающаяся после дивного сна пантера.
— Ты не рад мне, старый развратник?
— Рад, Ливочка, — с некоторым опозданием выдавил Иван?Гуг, одновременно отмечая про себя, что мулатка не заметила подмены.
Она подошла ближе, почти вплотную, качнула призывно грудями, закатила глаза и поставила ногу на диван, уперев руки в бока.
— А ты и не ложился, Гуг?
— Надо готовиться, сама понимаешь! — Женщина была прекрасна, не оторвать глаз, она сулила блаженство и счастье, но Иван и так считал себя в отношении Гуга подлецом, не хватало еще и уводить его любовницу… нет! не любовницу, а любимую! Гуг сам говорил, что он впервые понастоящему влюбился. Это еще хуже! — Я устал, Ливочка. Дай, я тебя поцелую в щечку — и иди досыпай, у нас завтра будет тяжкий денек!
— Вот как?!
Она прыгнула Гугу?Ивану на колени, обхватила за шею, прижалась своей грудью, обжигая его даже сквозь плотный комбинезон. Впилась в губы с необъяснимой страстью, будто намеревалась приступить к канибальской трапезе.
Иван сжимал чужими, гуговыми руками ее трепетное, податливое тело и не знал, что делать. Он попал в чрезвычайно дурацкую, непредусмотренную ситуацию. В мозгу сверлила подленькая мыслишка, что если даже, в конце концов, он и предастся любви с этой кисочкой?красавицей, — ведь это же не он, а сам Гуг, тело?то Гугово, он только в голове сидит, в мозгу, а его собственное тело, разложенное хитрым прибором на клеточки и атомы, рассредоточено в этом огромном Гуговом теле.
Иван сжимал чужими, гуговыми руками ее трепетное, податливое тело и не знал, что делать. Он попал в чрезвычайно дурацкую, непредусмотренную ситуацию. В мозгу сверлила подленькая мыслишка, что если даже, в конце концов, он и предастся любви с этой кисочкой?красавицей, — ведь это же не он, а сам Гуг, тело?то Гугово, он только в голове сидит, в мозгу, а его собственное тело, разложенное хитрым прибором на клеточки и атомы, рассредоточено в этом огромном Гуговом теле. Любить?то ее будет Гуг, и целовать, и гладить, и упиваться ее нежными горячими грудями, упругими бедрами, стройными ногами, этой тонкой шеей… Он уже целовал ее, оглаживал, обжигаясь от пробуждающегося делания, вытягивая из нее пламень страсти, любовный жар.
— Ты сегодня несмел, как мальчик, — шептала она ему в ухо, — но я тебя расшевелю, старый обманщик, хитрец. Неужели ты думал, что я не приду к тебе в эту последнюю нашу ночь?
— Почему последнюю? — растерянно спросил Иван?Гуг.
Она долго не отвечала, жалась к нему губами, телом. Потом будто выдохнула:
— У меня предчувствие.
— Ерунда! — отрезал Иван?Гуг.
— Нет, — голос ее был грустен, совсем в нем не было ни томности, ни каприза, — ты наверное выберешься, а я — И нет, я не осилю этого прорыва. Все! Хватит! Люби меня! В последний раз!