Я тяжело вздохнула. Видать, и в самом деле нелегкие деньки Мейчару предстоят. Пора уходить отсюда, пока хвост цел. Неважно, получу ли я заработанные честным путем деньги или нет, но здесь оставаться нельзя. Да мне и не позволят — вспомнить хотя бы Гвория с его угрозами.
— Эй, оборотень! — толкнул меня в бок Альс, устав идти в полном молчании.
— Еще раз меня оборотнем назовешь, последний глаз выцарапаю, — лениво предупредила я.
— А кто же ты тогда? — искренне удивился бродяга и на всякий случай замедлил шаг, словно опасаясь немедленного выполнения угрозы.
— Ме-та-морф, — терпеливо, по слогам произнесла я.
— Какая разница-то? — не отставал от меня привязчивый оборванец. — В зверя превращаешься? Превращаешься — вон давеча как когтями махнула. Значит, оборотень женского пола. Оборотниха, точнее.
— Оборотни могут превращаться только в волков, — поняв, что от меня так просто не отвяжутся, пустилась я в путаные объяснения. — И только во время полной луны. Оборотни в зверином облике не властны над своими желаниями. Волк, он волк и есть. Если голоден, то не посмотрит, кто перед ним, животное какое али человек. А у метаморфов звериная ипостась бывает разная. Кошки, волки, собаки, медведи. Да мало ли кто еще. Кто-то говорит, что и в драконов некоторые метаморфы перекидываются, но я в это слабо верю. Врут, поди. Это какой запас магических сил надо иметь, чтобы так размеры тела увеличивать. Самое главное — от луны смена облика не зависит. И при этом мы рассудок человеческий не теряем. Говорят, некогда такие метаморфы жили, которые вообще любой облик принимать могли, даже вещей. В легендах их полиморфами кличут. Но мне кажется, что сказки это, а не правда. По крайней мере, кого из наших ни спрашивала, никто эдакое чудо природы не встречал.
Одноглазый какое-то время молчал, осмысливая услышанное. Потом с восторгом тихо протянул, словно разговаривая сам с собой:
— Это ж как удобно получается. Как от погони уходить или напасть на кого — так ты волк. А как добычу делить да с бабой спать — человек.
— Удобно! — возмущенно фыркнула я. — Только попадись кому на глаза в ненужный момент — мигом храмовникам доложат. И нашинкуют тебя на маленькие кусочки серебряными заговоренными клинками.
Ежели не хуже чего придумают.
— И то верно, — сразу погрустнел Альс. Некоторое время шел около меня молча, потом не утерпел и вновь потянул за рукав: — Слышь, а как этими… обор… тьфу, метаморфами становятся? Ежели надо, чтобы тебя для этого покусали, то знай, я согласен. — И торопливо рванул себя за ворот рубахи, обнажая черную, давно не мытую шею.
— Дурной, что ли? — фыркнула я, с отвращением разглядывая то, чем мне по простоте душевной предложили полакомиться. — Ты свою шею вампиру какому предложи. Да и то… он тебя скорее в упыря неразумного превратит, поскольку вряд ли захочет своей кровью делиться. Высосет все подчистую, а ты потом мыкаться будешь, детишек на кладбище пугать, пока не надоешь печальными завываниями местным жителям. Рано или поздно скинутся они на охотника за нечистью. И скажи спасибо, если тот долго издеваться не будет, а сразу кол осиновый в сердце всадит. Ты думаешь, у нечисти легкая и спокойная жизнь? Я же тебе сказала, нас храмы за милую душу изводят. Без разницы, в человеческой крови у тебя когти и клыки или в звериной.
— Альс, ты и вправду чего удумал? — поддержал меня Гур, с недоумением посмотрев на одноглазого приятеля. — Неужто думаешь, я с тобой чарку вина разделю, ежели ты к богу-отступнику перекинешься? Да первым тебе голову с плеч снесу.
— Идиот, — вполголоса выругался бродяга. — Сам подумай, как нам на пару было бы здорово работать. Ты кошельки режешь — я тебе спину прикрываю. Ежели в облаву попадем, с оскаленными клыками на стражу первым пойду. Кто нас тогда поймает?
— Ага, а в голодное время первым меня задерешь и съешь! — с возмущением отозвался Гур. — Или поверил ее россказням, что в зверином облике человеческое разумение остается? Она же соврет, глазом не моргнет, потому как нечисть… и баба к тому же. Другого себе напарника тогда ищи. Чтоб человек в одной упряжке с оборотнем промышлял? Да не бывать этому!
Я печально хмыкнула. Какие знакомые слова. Сколько на свете живу, столько их и слышу. Разные люди мне их говорили, с разными интонациями. Но смысл всегда оставался одним и тем же: нечисть никогда не признают равной. Даже если сегодня ты спасла весь мир — будь готовой, что завтра к тебе в дверь постучатся вежливые храмовники, которым абсолютно наплевать на твои былые заслуги. Главное — кем ты являешься по праву рождения.
— Не ссорьтесь, — слабо улыбнулась я. — Не волнуйся, Гур, мне при всем желании не сделать из твоего приятеля метаморфа. Мы уже рождаемся такими. Для этого надобно, чтобы хотя бы один из родителей был нашего роду-племени. А лучше сразу двое, чтоб уж наверняка.
— Неужто находились такие из людского племени, которые бы согласились по доброй воле ребенка с метаморфом завести? — простодушно удивился Альс.
— Находились, — коротко выдохнула я, невольно сморщившись, словно от сильной боли. — До поры до времени, пока первое превращение не видели. После чего как-то быстро терялись. Или прямиком в храм бежали, чтобы положенную награду за обнаруженную нечисть получить.