Словом, именно тогда я поняла, что мой муж в курсе происходящего.
Но потом, когда терпеть стало невмоготу…
Словом, именно тогда я поняла, что мой муж в курсе происходящего. Он говорил долго и правильно, что я должна потерпеть, что беременность часто искажает представления женщины об окружающем мире. Что это неизбежная плата за маленькое чудо — рождение нового человека. Я смотрела в его спокойные, равнодушные глаза и понимала, что он врет. Врет нагло и откровенно. Смешно сказать — меня, метаморфа, которые всегда отличались легендарным чутьем и осторожностью, поймали в простейшую ловушку. Поманили возможностью равного отношения и уважения в обществе. Ведь любая нечисть мечтает, чтобы ее признали за человека… Словом, я не ждала настолько жестокого предательства. Тем более от человека, которого назвала мужем. Мне казалось, что уж раз он пошел против своих, то будет биться за меня до последнего. Реальность оказалась хуже самых страшных моих снов. Все, во что Шерьян заставил меня поверить, оказалось ложью. Разрешение на брак было даровано ему одним из отцов-основателей. Более того, ему обещали по окончании этого дела значительное повышение в иерархии храма. И много золота в знак своеобразной компенсации. Как же, ведь он — храмовник — осквернил свое тело и испытывал жуткие страдания, деля с нечистью постель! И после всего услышанного ты рискнешь вновь назвать Шерьяна моим мужем?
Я печально отпустила голову, услышав горькую иронию в вопросе Индигерды. В самом деле, есть ли у нас право просить ее о помощи после всего, что ей довелось пережить? Но уйти просто так, не испробовав все возможные способы убеждения, было выше моих сил. Поэтому я упрямо закусила губу и твердо посмотрела на молодую женщину, стоящую в шаге от меня. Туман давно развеялся, поэтому можно было без труда различить тонкие черты ее лица. И глубокие тени, которые залегли под ее равнодушными серыми глазами. Странно, я всегда полагала, что мертвые ничего не ощущают. Боль, страдания и огорчения — все осталось в прошлой жизни, за гранью. Индигерда же выглядела так, словно ее и в другом мире мучили бессонница и беспокойство за кого-то.
— Как насчет твоего сына? — Вопрос прозвучал даже грубее, чем предполагалось, но отступать было некуда, поэтому после секундной заминки я жестокосердно продолжила: — В нем ведь течет и твоя кровь. И немалая доля. Да, в Рикки живет демон, но он борется с ним постоянно. Неужели тебе не жалко его?
— Рикки? — Женщина неожиданно слабо улыбнулась. — Шерьян назвал его в честь моего отца? Не ожидала… Но это ничего не меняет. Демон рано или поздно пожрет душу ребенка. Здесь я бессильна тебе помочь.
— Неправда! — с жаром, удивившим даже меня, возразила я. — Ты можешь даровать ему свое прощение. Ненависть мальчика к самому себе является пищей для демона. Если Рикки продолжит винить себя в твоей смерти, то очень скоро проиграет злу. Неужели ты допустишь это?
— А разве он не виноват в моей смерти? — поймала меня на слове Индигерда.
— Но… — растерялась я, не найдя, что возразить на столь простой вопрос.
— То-то же, — пожала плечами женщина, после чего развернулась и медленно побрела по дороге прочь от меня.
— Стой!
Мой отчаянный крик завяз в плотном воздухе. Я рванулась, пытаясь догнать Индигерду, но тут же поняла, что стараюсь зря. По босым ступням заструилась мягкая белесая дымка, поднимаясь все выше и выше и надежнее самых прочных пут сковывая мои движения.
«Словно муха, которая запуталась в паутине», — пришло на ум неуместное сравнение.
— Стой, Индигерда! — едва не плача, взмолилась я, уже не видя женщину в молочно-белом тумане.
— Рикки хороший мальчик, клянусь своим хвостом. Если бы ты слышала, как он переживает, как клянет само свое появление на свет. И борется с демоном постоянно, ожесточенно, без надежды на помощь или спасение. Неужели в твоем сердце не осталось ни капли материнского чувства? Быть может, правы тогда те, которые считают, будто метаморфы не достойны жить на земле? Ведь любое живое существо будет сражаться за свое дитя до последней капли крови.
Тихо вокруг. Даже биение сердца не отдается в ушах. Правильно, я ведь тоже умерла. И рискую вообще не вернуться в мир живых, если задержусь тут еще ненадолго. Вновь начали мерзнуть ноги и руки. Но теперь, я знала точно, едва этот холод коснется своими жадными щупальцами моего сердца — оно больше не забьется.
«Уходи, — шепнул мой разум. — Ты сделала все, что смогла».
«Нет, — с горечью отозвалась я. — Если бы я сделала все, Индигерда бы согласилась помочь Рикки. И потом, к чему возвращаться в мир живых, если тебя там ждет худшая из всех смертей? Уж лучше остаться и смириться со своей участью».
Я опустилась на камни дороги, поджала под себя ноги, пытаясь хоть немного согреться, и приготовилась ждать. Умирать страшно только в первый раз. Потом к этому на редкость неприятному процессу привыкаешь.
Туман уже плескался над моей головой, когда раздался немного раздраженный голос Индигерды:
— А ты упрямая.
— Как и любой метаморф, — привычно огрызнулась я, не делая, впрочем, попытки подняться. Ноги замерзли до такой степени, что вряд ли бы мне удалось на них удержаться.