— Понимаю… — протянул Каргин.
Он уже почти жалел, что сдернута очередная завеса с семейных тайн Халлоранов. Возможно, об этой нелепой истории Кэти и собиралась ему рассказать? Собиралась, да не рассказала, а он все равно доискался… Наверное, зря. Лучше было бы вспоминать о Кэти как о сладком сне в солнечном Фриско. Море, пальмы, китайский ресторанчик и прочий калифорнийский антураж, а на этом фоне смуглая девушка тихо шепчет: милый, зови меня ласточкой… Но миром правили деньги, и в борьбе за них девушки были таким же товаром, как нефть, оружие, зерно и ножки Буша. Что в Сан-Франциско, что в Париже, что в Москве. Товар, всего лишь товар…
Или он ошибается? Ну, были дядюшкины планы, была попытка с Бобом, так ничего не вышло! В конце концов, у многих девушек, особенно красивых, есть этот бзик — найти богатого, продаться подороже и умотать затем в Париж. Или, например, в Венецию… И продаются, ежели не встретят человека, назначенного им судьбой. Такого сероглазого и рыжеватого, со шрамом на скуле… А встретят, и расчеты побоку!
Может, так, а может, этак… Ответа на вопросы нет.
Каргин вздохнул, огляделся с тоской, и душу его пронзило острое чувство нереальности происходящего. Может, для Кэти он не чужой, но тут, на Иннисфри, он был всего лишь чужаком-наемником, потерявшим хозяина, сцепившимся с такими же ландскнехтами неведомо зачем и почему. В этом он был непохож на Тома и, если не апеллировать к упрямству, гордости и чести, не мог бы внятно объяснить, за что и за кого сражается. Их с Томом воспитание, менталитет и цели различались не меньше, чем вольная новгородская дружина и отряд дисциплинированных самураев; Тэрумото руководила личная преданность хозяину, тогда как Каргин нуждался в ином, в некой позитивной идее, способной оправдать его существование. Эта потребность являлась чисто российской традицией, не разменивалась на деньги, не продавалась за почести, власть и обещания любви, и тот, кто эту идею терял — неважно, по собственной воле или по другим причинам — терял вместе с ней и нечто большее. Понятие о добре и зле, о долге и справедливости, о собственном предназначении и месте в жизни.
Где оно, это место? — мрачно подумал Каргин. Может быть, в яме среди афганских гор? Среди погибавших солдат, которыми он никогда не командовал, не вел их в бой, и все же был им что-то должен — что-то такое, чего они уже исполнить не могли. То, что исполнялось на своей земле, к которой, по большому счету, Афганистан, Ирак, Заир и этот чертов остров никак не относились. Никак и никогда.
— Что молчишь? — спросила Мэри-Энн, и он очнулся.
— Думаю, сестренка… Вспоминаю…
— Думаешь о Кэтрин?
— И о ней тоже. За что она тебя не любит?
— А! Все-таки болтала про меня! Мы крепко цапались, ковбой… не раз… Наверное, я была не права… говорила, что настоящей женщине удалось бы расшевелить Бобби… А она, — Мэри-Энн вдруг хихикнула, — она обозвала меня тощей шлюхой. Надо же! Конечно, я не мисс Америка и может, шлюха, но не тощая! Я — девушка в теле! Желаешь убедиться?
Внезапно Нэнси пришла в игривое настроение, прижалась к Каргину, подставляя губы. Глаза ее подернулись туманом, поясок шортиков вдруг расстегнулся будто сам собой, сквозь прореху майки просвечивала грудь с розовым соском.
— С кем тебе было лучше, — проворковала она, — с ней или со мной — там, на пляже? Хочешь попробовать еще разок? Чтобы сделать правильный выбор?
«С чего ее так разбирает?.. — подумал Каргин. — От бренди с персиками? Или от нежданного наследства?»
Но вслух произнес:
— Время неподходящее, бэби.
. — подумал Каргин. — От бренди с персиками? Или от нежданного наследства?»
Но вслух произнес:
— Время неподходящее, бэби. А еще замечу, что нравственность мисс Финли выше всяких подозрений. Нас с ней связывают только служебные отношения. Случалось, правда, мы болтали о том, о сем…
— О чем же?
— О Париже.
— Я тоже хочу поболтать о Париже, — сказала Мэри-Энн и принялась стягивать майку.
Но Каргин шлепнул ее по перепачканному песком бедру, поднял винтовку и встал, натягивая берет.
— Сказано — не время! Прибереги свою энергию для джунглей.
— А что мы там будем делать, дорогой?
— Прятаться, ma chere [38] , прятаться. Ты ведь не думаешь, что я перебил всех нехороших парней?
В небесах вдруг загудело. Вначале рокот был отдаленным, едва слышным, но с каждой секундой он становился все отчетливей и сильнее, будто к острову неслась эскадрилья разъяренных пчел. Звуки наплывали с севера, дробились в зубчатых коронах утесов, перекликались отраженным эхом и падали вниз, сливаясь с шелестом волн и листвы. Затем мощный рев моторов заглушил песни деревьев и моря, и хотя утесы загораживали от Каргина северный небосвод, он догадался, что над поселком и бухтой кружат самолеты. Скорее всего, не меньше пяти-шести.
— Джунгли отменяются, — сообщил он Мэри-Энн, пристроил винтовку на плече и выскочил на пляж. Но не узрел ничего интересного — скалистые стены над Лоу бей ограничивали видимость.
Разочарованный, Каргин вернулся под деревья.
— Хорошо бы подняться наверх… Туда! — Задрав голову, он бросил взгляд на смотровую площадку. Сейчас она являлась лучшим пунктом наблюдения, самым досягаемым и безопасным, если учесть, что в Хаосе еще бродили пятеро головорезов Кренны. К тому же к ней вела дорога, недлинный серпантин, соединявший пляж и рощу с Нагорным трактом. Четверть часа, и они доберутся до площадки.