Девушка кивнула.
— О ХАК. Что бы ты сделал, став президентом корпорации? Самым большим и главным боссом? Миллиардером с неограниченной властью?
— Не продавал бы оружие Ирану, — насупившись, сказал Каргин. Поглядел на плац, на замершие в боевой позиции танки, на трибуну с военными в пестрых мундирах, и добавил: — Арабам тоже. Ни арабам, ни африканцам, ни латиносам, ни Индии, ни Китаю.
Он собирался добавить еще Пакистан, Чечню, Афганистан, Албанию и дюжину других держав, но тут на полигоне загремели пушечные выстрелы, потом раздался резкий стрекот пулеметов. Кэти зажала уши. Каргин, хоть и был привычен к звукам канонады, поморщился и стукнул ладонью по рулю — поедем, мол, отсюда. «Ягуар» фыркнул — едва слышно за грохотом пальбы — и резво покатил к поселку.
Когда шум сделался тише, Кэти промолвила:
— Ты сказал: не продавать тем, не продавать этим… в общем, не продавать агрессорам, воинственным режимам и всем, кто представляет потенциальную опасность… — Она усмехнулась. — Боюсь, дружок, это очень наивный взгляд на вещи. В колледже меня учили, что потребности рынка стимулируют производство и удовлетворяются всегда, а это значит: не продаст Халлоран, продадут другие. Та же твоя Россия.
— Продадут, — согласился Каргин. — Ну, и где же выход? Учили этому в колледже?
— Учили. Выход в том, чтобы держать ситуацию под контролем и разумно ее регулировать. На то и власть дана.
Выход в том, чтобы держать ситуацию под контролем и разумно ее регулировать. На то и власть дана. Власть, могущество, сила, богатство…
Каргин хмыкнул и погрузился в мрачное молчание. Конечно, думалось ему, в рынках, производстве и потребностях Кэти разбирается получше, но власть для нее — понятие абстрактное. Слишком неопытна и молода, чтоб толковать о власти! Власть президента, власть большого босса, власть наставника над учеником или рабовладельца над невольником — все это разные виды власти, и ни один из них неограниченным не бывает. Даже раб способен взбунтоваться или, на худой конец, не подчиниться хозяину, а грохнуть лбом о камень… Что уж о президентах и боссах говорить! Их власть отчасти виртуальна, ибо стоит на ближних людях, а как выполняются ими хозяйские распоряжения не всякий раз проверишь. Собственно, и не проверишь никогда, коль нет надежных проверяльщиков. А проверяльщики — кто они? Те же ближние, и у каждого свой интерес, свои понятия, как управлять и властвовать…
Нет, к подобной власти его не тянуло, а меньше всего — к той ее разновидности, что порождалась силой. Или насилием… В бою он изведал власть другую, ту, что дана командиру над жизнью и смертью солдат, однако ее основой были не сила и не финансовое могущество, а нечто иное — долг, честь или хотя бы контракт и устав, повелевавшие одним сражаться, другим — командовать сражением. Так, чтобы крови своих лилось поменьше, а вражеской — побольше… Эту власть Каргин принимал и признавал, ибо, кроме долга, чести и устава, она подкреплялась доверием, какое питают лишь к матери, отцу и Богу.
Хочешь поглядеть на Господа?.. — говаривал майор Толпыго. Вот он — взводный-лейтенант, а при нем — взвод пацанов в камуфляже. Ну, разумеется, еще траншея, три архангела-сержанта и дьявол с другой стороны — палит из автомата…
Вздохнув, Каргин припомнил, что не впервые искус власти маячит перед ним. Конечно, сила и могущество ХАК его не касались, и разговоры Кэти по данному поводу были такими же эфемерными, как клад, закопанный пиратом Морганом где-нибудь на Сахалине. Однако в иное время и при иных обстоятельствах ему сулили власть и силу — само собой, не столь масштабные, как у главы гигантской корпорации, зато вполне реальные. Влад Перфильев, зимой девяносто четвертого… Перфильич, соратник по «Стреле», боевой товарищ, капитан…
Бывший капитан, уточнил Каргин. О себе он так не думал — он был капитаном в отставке.
***
Влад ушел из «Стрелы» еще в начале октября, едва поползли первые слухи о расформировании. Плюнул и ушел. Сказал, что у него жена, ребенок, кошка и собака — словом, большая семья, которая не терпит неопределенности. Семейство нужно кормить, одевать, обувать и, разумеется, лечить — ходили слухи, что у дочки Влада не все в порядке с позвоночником.
Ушел, как в воду канул… Однако месяца через три вдруг проявился — оставил Каргину записку на вахте офицерского общежития. Совсем короткое письмо — подался в перспективный бизнес, из наших пятеро со мной, если желаешь — встретимся, будешь шестым. Место для рандеву назначил странное — кафе «Сирень» в Сокольническом парке; время — четырнадцать ноль-ноль.
Туда Каргин и заявился. Не потому, что работу искал (контракт с Легионом был, как говорится, на мази), однако хотелось поглядеть на старого товарища, узнать, как поживает дочка Влада, и все ли у него в порядке, а заодно осведомиться о пятерых однополчанах, коим шестого не хватает.
День тот выдался холодным, ветер свистал но всем Лучевым просекам [27] , наметал сугробы, и от метро «Сокольники» Каргин двигался бодрой побежкой, припоминая чащу под Жиганском, где прошлый год ловили зэков. Парк, конечно, не тайга, но в чем-то напоминает: снег по колено, холод, ветер и полное безлюдье.
Снег завалил и кафе, сделав его похожим на лесную заимку — тем более, что зданьице было квадратное, приземистое, с крохотными окошками под самой крышей. Обойдя вокруг, Каргин понял, что это бывший туалет, слегка подкрашенный и принаряженный, снабженный вывеской и новой капитальной дверью.
Внутри, однако, оказалось вполне прилично. Во-первых, чисто и тепло, во-вторых, пахло не мочой, а шашлыком, а в третьих, имелись старенький гардеробщик и пышная, лет сорока, официантка в строгом темном платье и накрахмаленном передничке. Посетителей было вдвое больше, чем персонала: ближе к стойке сидел Перфильев, а в углу под окном — троица бритоголовых парней, каждый размером с банковский сейф.