«Это он о какой закуске толкует?» — подумал Каргин и выдавил:
— Хрр… хрр… — Потом прочистил горло, поднял глаза на Мэлори и рявкнул: — Чтоб мне к Хель провалиться! Это что у нас, шутки? Какого дьявола? Откуда?.
.
— Отсюда, — сообщил коммодор, игриво похлопав себя пониже живота. — Ты покопайся в своей родословной, мой мальчик. Может, сообразишь!
Долго соображать не пришлось.
— Бабка Тоня… Переводчица…
— Я звал ее Тони, — каркнул Халлоран. Лицо его на мгновение смягчилось, глаза затуманились. — Она работала в нашем посольстве и, думаю, в ГПУ… У нее были волосы как золотая паутинка… У твоей матери похожие?
Каргин не ответил. Самообладание постепенно возвращалось к нему, а вместе с ним и мысль, что ничего, по сути дела, не меняется. Ничего с тобою не случится, и ничего тебе не грозит, сказала Кэти… Ошиблась, ласточка! Он не сомневался, что сидевший в кресле старый хищник мог заказать его с такой же легкостью, как Паркера, Араду и всех остальных своих родичей, рыжеволосых и сероглазых, не взирая на возраст и пол. Но пол, возраст и кровная связь все же имели для него значение — такое же, как для турецкого султана, определяющего преемника среди сыновей, племянников и внуков. Эта аналогия почти развеселила Каргина. Он подумал, что все свершилось в лучших восточных традициях: турнир завершен, преемник избран, и конкуренты ликвидированы.
— Если с лирикой все, то можем переходить к делам? — Коммодор шагнул к столу, сдвинул синий конверт, и под ним обнаружился еще один, желтый. — Я думаю…
— Минутку, — прервал его Каргин. — С лирикой все, но есть кое-какие вопросы. Это прекрасно, сэр — вдруг обрести старого доброго деда. Но если так, я получил и других родственников, причем безвременно усопших… Целый взвод!
— Ну, взвод — это сильно сказано. Двух, мой дорогой, всего лишь двух. Если я правильно понимаю, тебя интересуют кое-какие семейные дела? — Бросив взгляд на старика и дождавшись, когда тот кивнет, Мэлори заметил: — Ну, рано или поздно, тебя придется посвятить… почему же не сейчас? — Стряхнув пепел с сигары, он поднял глаза к потолку; его лицо стало задумчивым, будто коммодор подыскивал для объяснения нужные слова. — Так вот, главное в том, что мой покровитель и твой дед весьма озабочен проблемой преемственности. Он еще бодр, но понимает, что корпорация, основанная предками, нуждается в твердых молодых руках. Твердость — это важнейшее условие, сынок; всему остальному можно научиться, но Гарвард и Йель не прибавят ума и силы, и, если хочешь, необходимой жесткости. Надо, чтобы все — твои заказчики, партнеры, конкуренты — ощущали твою силу, в этом залог успешного бизнеса. В этом и в умении ждать и беспощадно торговаться, понимаешь? Взять за горло в нужный час и выдавить побольше крови…
Каргин кивнул. Ничего нового сказано не было. Вот персы и арабы… У арабов — танки. Продай персам орудия и жди, пока арабы не лишатся танков. Тогда продай им вертолеты и снова жди, пока персам не понадобятся стингеры. Продай их. По самой высокой цене. Возьми за горло и выдави побольше крови… Когда задет престиж, денег не считают! Крови тоже…
— Ни Боб, ни Хью такими качествами не обладали, — произнес коммодор, задумчиво разглядывая тлеющий кончик сигары. — Оба с большими амбициями, но слишком слабые и опасные, каждый в своем роде, ибо они претендовали на первую роль… И потому — мир их праху! Ты — иное дело. Ты — солдат, привыкший к жестокости, знающий цену крови. Ты доказал свое право на трон! — Он вскинул взгляд на Каргина. — Мы долго тебя искали, сынок, и не жалеем о потраченных усилиях. Ты, похоже, пришелся ко двору. Ты — Халлоран, и ты справишься! Ты будешь стоять во главе могущественной империи, сынок! Не сейчас, со временем… Но и сегодня ты кое-что получишь. — Коммодор потянулся к синему конверту.
— Сегодня — Европа, завтра — мир, — пробормотал Каргин.
Ты, похоже, пришелся ко двору. Ты — Халлоран, и ты справишься! Ты будешь стоять во главе могущественной империи, сынок! Не сейчас, со временем… Но и сегодня ты кое-что получишь. — Коммодор потянулся к синему конверту.
— Сегодня — Европа, завтра — мир, — пробормотал Каргин. — Ну, ладно, Паркер с Арадой не годились в фюреры, и им снесли башку… А Тэрумото тут при чем? Тоже провинился?
Мэлори покачал головой.
— Нет. Способный парень, перспективный, преданный… Я сожалею, что его убили. Лет через двадцать мог бы претендовать на мое место, и тандем бы у вас получился неплохой… Ну, factum est factum, как говорили в Риме! Что сделано, то сделано.
— В Москве говорили точней, — произнес Халлоран, пошевелившись в кресле. — Точнее и жестче. Сейчас я припомню… — Он прикрыл глаза и с заметным акцентом произнес по-русски: — Льес рубьят, шепки летьят… — Потом, кивнув с довольным видом, распорядился: — Пора заканчивать, Шон. Я устал, и у тебя дела — там, в кратере… Пусть твои люди зальют напалмом лес и выжгут до корней, если необходимо. Ни-кто не дол-жен ос-тать-ся в жи-вых… Ни-кто! — Каждый слог сопровождался ударом сухой ладони по подлокотнику.
«Не напасешься напалма, дедуля», — злорадно подумал Каргин, взглянул на часы и прислушался. Но на эспланаде царила тишина, и часовой по-прежнему торчал у лестницы.